Мера отчаяния

— Оператор сказал, что абонент хочет поговорить с человеком, ездившим в Тревизо разговаривать с Яковантуоно. Думаю, он имел в виду вас, но вас не было на месте, поэтому соединили с нами. Пучетти перевел звонок на меня, поскольку именно я ездил с вами в Тревизо.

— Какой у нее был голос?

Вьянелло стал вспоминать подробности разговора:

— Взволнованный, словно она не хотела, чтобы у него были неприятности. Она раз или два повторила, что он и так уже достаточно настрадался, но все равно она должна рассказать нам что знает.

— Повышенное чувство гражданской ответственности…

— Вроде того.

Брунетти подошел к окну и стал смотреть на канал, на полицейские катера, стоявшие на пристани напротив квестуры. Он еще раз представил себе выражение лица Яковантуоно после вопроса о страховке и снова почувствовал, как кровь приливает к лицу. Он повел себя как ребенок, получивший новую игрушку: побежал, поддавшись порыву, не дав себе труда поразмыслить над услышанным, проверить информацию, поступившую в их распоряжение. Да, в последнее время стало общим местом подозревать супруга в случае внезапной смерти второй половины, но он должен был довериться своему инстинкту, вспомнить срывающийся голос Яковантуоно, страх за детей. Нужно было доверять этому, а не бросаться со своими вопросами, услышав первое же, неизвестно откуда взявшееся обвинение.

Он никогда не сможет попросить прощения у pizzaiolo, потому что любое объяснение лишь усилит чувство вины и смущение.

— Есть шансы отследить звонок? — отгоняя от себя грустные мысли, спросил Брунетти.

— На заднем фоне был какой-то шум, похожий на уличный. Полагаю, звонили из телефона-автомата, — сказал Вьянелло.

«Если им хватило ума — или информации — позвонить, — прокомментировал бесстрастный, холодный голос в голове у Брунетти, — значит, они наверняка проявили осторожность и воспользовались телефонной будкой».

— Тогда, думаю, это все. — Он опустился в кресло и внезапно ощутил огромную усталость.

Не проронив больше ни слова, Вьянелло покинул кабинет, а Брунетти занялся бумагами, лежавшими у него на столе.

Он стал читать факс от коллеги из Амстердама, тот спрашивал, может ли Брунетти каким-либо образом ускорить процедуру удовлетворения запроса голландской полиции об информации касательно итальянца, арестованного в Нидерландах за убийство проститутки. Судя по паспорту, мужчина постоянно проживал в Венеции, а посему голландские власти связались с венецианской полицией в надежде узнать, осуждался ли тот ранее. Запрос послали больше месяца назад, а ответа все еще не было.

Брунетти как раз потянулся к телефону, чтобы выяснить, есть ли в деле мужчины записи о прежних обвинениях, как раздался звонок — и началось.

Он знал, предчувствовал, что это случится, даже пытался подготовиться, разработать стратегию поведения с прессой. Но, несмотря на это, их атака застала его врасплох.

Сначала позвонил один знакомый журналист из «Газеттино» и сказал, что хочет знать, действительно ли комиссар Брунетти подал в отставку. Когда комиссар ответил, что подобный вопрос его весьма сильно удивляет, поскольку уйти в отставку ему и в голову не приходило, журналист, Пьеро Лембо, поинтересовался, как Брунетти намерен вести себя дальше в связи с арестом жены и возникшей в результате противоречивой ситуацией.

Брунетти заявил, что он к данному делу никак не причастен, потому никакого противоречия здесь не усматривает.

— Но ведь у вас наверняка есть друзья в квестуре, — заметил Лембо, при этом в голосе его прозвучало сомнение в истинности этого утверждения, — друзья в суде. Разве это не повлияет на их оценку события и на их решение?

— Думаю, навряд ли, — солгал Брунетти. — Кроме того, нет никаких оснований считать, что суд состоится.

— Почему? — полюбопытствовал Лембо.

— Суд обычно нужен тогда, когда требуется установить, виновен подозреваемый или нет. Поскольку в данном случае речь об этом не идет, думаю, все ограничится слушанием дела и вынесением постановления о штрафе.

— А потом?

— Не уверен, что понимаю ваш вопрос, синьор Лембо, — сообщил Брунетти, выглядывая из окна: на крышу здания на том берегу канала садился голубь.

— Что будет после того, как на нее наложат штраф?

— На этот вопрос я не могу ответить.

— Почему?

— Ведь штраф будет наложен на мою жену, а не на меня.