Алиедора

– Мы вернёмся, как только всех подхватим, – заверял Дигвил старого рыцаря. Тот лишь кивнул.

– Увидимся, молодой дон.

* * *

К родным стенам Дигвил подъезжал с опаской. Нет, нет, он знал, мертвяки не могли его опередить, и всё-таки, всё-таки…

Но дома всё оставалось спокойно – ровно до появления его, Дигвила. После этого там воцарился первозданный хаос, словно до мига Творения. Семья снималась, отправляясь далеко в горы, где у предусмотрительного сенора Деррано было заготовлено укрывище.

Дигвил поцеловал испуганную жену, крепко державшуюся, как девочка, за руку свекрови, его матери, махнул, веля трогаться. Деркоор опустел, оставленный всеми обитателями, и лишь немногочисленная стража в молчании провожала взглядами уезжавших.

Взяв с собой почти всех, способных держать оружие, Дигвил Деррано не мешкая повёл отряд разорённой ещё нашествием меодорцев дорогой, напрямик к переправе через Долье во Фьёфе.

За конными и пешими воинами торопились серфы, облака пара вздымались над привязанной к задкам саней скотиной; не оставляли ничего и никого.

Где-то за снежными вихрями, за обрушившейся на Долье метелью скрылись наступавшие полки Некрополиса. О них Дигвил старался не думать – всё равно драться сейчас равносильно самоубийству. Нет, нет, скорее за полноводную незамёрзшую реку, и тогда…

Молва настойчиво утверждала, что зомби и прочие солдаты Мастеров Смерти страшатся чистой текучей воды. Мол, после долгих лет и стараний Некрополис сумел-таки отравить Сиххот – недаром там даже рыба не водится! – а дальше-то ему придётся солоно.

Снова завьюжило. Белая мгла властвовала кругом, мир исчез, лишь поблёскивали тусклые огоньки факелов в руках воинов-дерранцев, объезжавших всё удлинявшуюся и удлинявшуюся колонну.

Дигвил знал, что гонцы уже достигли двух соседних замков – и Берлекоора, и твердыни северо-западных соседей Соллкоора. Тревога поднялась и там, все, кто мог, уходили, спешили, бросая всё тяжёлое – стремясь туда, во вражеский, до конца не покорённый Меодор. Там король, там лучшие рыцари, лучшие полки, там мы сможем дать настоящий отпор.

Но чем кормить среди глухой зимы орду беглецов? Конечно, те запасы, что можно было вывезти, вывезены. Однако надолго ли их хватит? И что теперь будет с главными силами в Долье? Его величество Семмер по-прежнему полагался на поставки провианта из родных краёв, обоснованно не доверяя меодорским купцам.

Остались позади мёртвые поля, спалённые деревни; вот и Долье, благословенная река, не замерзающая даже в сильные морозы. Вместо паромных переправ его величество, как только его армия утвердилась в Меодоре, велел соорудить во многих местах временные наплавные мосты, что и было со всей поспешностью исполнено; сейчас по дощатому настилу, прогибавшемуся под множеством ног, копыт и полозьев, на север валил сплошной поток беглецов.

Здесь надо остановиться, подумал Дигвил. Собрать силы. Не допустить, чтобы мертвяки прорвались на противоположный берег.

Молодой нобиль решительно спешился. Зимний день угас, короткий и робкий; тёмным зверем с востока накатилась ночь, и под её покровом – знал Дигвил – маршируют на север не знающие усталости орды Некрополиса.

Дон Деррано выдернул меч из ножен, собрал вокруг себя десяток воинов испытанной деркоорской стражи и пошёл наводить порядок.

Глава 9

Варвары двигались на Меодор. Шли, не прячась и никуда не сворачивая, не прибегая к военным хитростям, словно вызывая своих противников на немедленный и открытый бой. Было в этом что-то сугубо неправильное, невозможное, добивающее и без того рассыпающийся мир, каким он виделся доньяте.

Алиедора по-прежнему шагала в самой середине строя северян, по-прежнему в старом грязном тряпье, избитая и голодная, густо намазанная жирным и вонючим снадобьем, спасающим от мороза, явно с прибавкой каких-то чар.

Кор Дарбе, что ни вечер, приходил к ней с рассказами о Драконе вечном, величайшим, о том, что должно случиться с нею, когда она «осознает себя». Как ни странно, его присутствие помогало. Словно и не он приказывал Метхли бить доньяту, словно и не он морил Алиедору голодом, бросая, точно в издёвку, куски ещё кровоточащей человеческой плоти, предлагая «пожарить самой».

Появлялся и трёхглазый чародей Метхли. Его воля, казалось, была совершенно сломлена. Тихий и покорный, волшебник повиновался каждому взгляду варварского вожака.

Метхли приносил с собой кнут, и Алиедора с такой же, казалось, как у него, тупой покорностью становилась на четвереньки, подставляя спину под обжигающие удары. Иногда она теряла сознание. Иногда боль почему-то оказывалась недостаточно сильной, и доньята выла и корчилась до самого конца истязания.