Бархатный ангел

Добравшись наконец до стола, он пристально посмотрел на девушку, и Элизабет не осмелилась даже шелохнуться. Быстро обогнув стол, он встал рядом, и она, затаив дыхание, подняла на него глаза. Взглянув на Майлса, она уже не могла сдержаться и тихо засмеялась, наблюдая, как вишнево-сливовая сочная масса сползала со лба на нос, чтобы через секунду шлепнуться на пол.

Медленно, нежно Майлс притянул ее к себе.

— Ах, Элизабет! — воскликнул он. — Какая же ты прелесть!

Как только он прикоснулся к ней губами, она закрыла глаза, отчетливо вспоминая наслаждение прошлой ночи. Поддерживая девушку, он слегка наклонил ее назад, и Элизабет полностью подчинилась его воле. Он явно обладал какой-то властью над ней. Стоило ему лишь дотронуться, как ее сразу охватывал трепет.

Но его губы так и не коснулись ее кожи. Вместо поцелуя он залепил ей в лицо сладким сочным пирожным из персиков. Потрясенная, Элизабет моментально открыла глаза. Задыхаясь от испуга, она взглянула в лицо Майлса, принявшее дьявольское выражение. Не успела. Элизабет подумать об ответной мести, как он подхватил ее и, плутовски улыбаясь, посадил на стол… прямо в середину второго подноса с пирожными. Фруктовый сок потек по ее ногам, руки были перепачканы, с подбородка свисали остатки персиков, а волосы прилипли к телу.

С невыразимым отвращением вытянув перед собой руки, она попыталась вытереть их, но увидев, что из этого ничего не выходит, чуть подумав, слизнула с запястья ломтики яблока.

— Слишком приторно, — сказала она серьезно, глядя на Майлса. — Может, стоит пожаловаться на повара?

Стоя перед ней обнаженным, Майлс намекнул, что его мысли заняты отнюдь не поваром. В притворном смятении Элизабет широко раскрыла глаза. Было очень трудно, почти невозможно сохранять серьезность, сидя среди кучи фруктовых пирожных. Приглашая в объятия своего липкого любовника, девушка широко раскинула руки, и Майлс подошел к ней.

Поцеловав его в шею, она чуть не поперхнулась, проглотив косточку от вишни, и они оба расхохотались. Майлс начал шумно поглощать персики с лица Элизабет, а она слизывала с его плеча сливы.

Притянув к себе Элизабет, Майлс опрокинулся на спину среди звонко звякнувших тарелок и подносов и прижал ее к своему воспламененному неистовым желанием телу. Перестав смеяться, они со всей серьезностью необычайной страсти с наслаждением предались утехам любви, дважды меняясь местами, и закончили, когда Майлс вновь оказался под Элизабет.

Не выпуская девушку из объятий и бормоча что-то, Майлс приподнялся с их импровизированного ложа, вытащил из-под спины небольшую глиняную чашу какого-то соуса и швырнул ее на пол.

Привстав, Элизабет рассеянно почесала бедро.

— Ну и видок у тебя, Майлс Монтгомери, — улыбаясь, произнесла она, смахивая с его головы остатки сваренного всмятку яйца.

— Да и тебя, пожалуй, вряд ли можно представить ко двору. — И, в очередной раз застонав от боли, он вытащил из-под зада вилку.

— Как ты думаешь, что подумает твой Мак-Грегор, увидев все это? — спросила Элизабет, сползая с Майлса. Сев по-турецки рядом с ним, она осмотрела комнату. Стены, пол, мебель — все было заляпано остатками пирожных. Стол представлял собой ужасную картину: тарелки перевернуты, кушанья перемешаны, и все это текло и капало на пол. Исключение составляли, пожалуй, лишь два подноса на дальнем конце стола. На четвереньках Элизабет поползла к сохранившейся еде, взвизгнув попутно от удовольствия, когда Майлс нежно ущипнул ее за ягодицы. Затем она вернулась, прихватив блюдо с цыпленком в миндальных орехах и булку пшеничного хлеба.

Лежа на столе, Майлс приподнялся, опершись на руку.

— Неужели не наелась? — поддел он.

— Просто умираю от голода.

Вытащив из-под ноги Майлса вилку, она воткнула ее в жаркое и, когда он обратил к ней полные печали и отчаяния глаза, принялась его кормить.

— Только, смотри, не привыкни, — предупредила она, засовывая ему в рот очередную порцию.

Молча улыбаясь, Майлс изредка целовал кончики ее пальцев.

В итоге они обнаружили на столе достаточное количество нетронутой пищи. Свесившись со стола, благо Майлс поддерживал ее, — Элизабет извлекла уцелевшую жареную куропатку, свалившуюся на подставку для ног. Так как Майлс упорно отказывался есть сам, Элизабет «пришлось» покормить его, разорвав куропатку на части.

— Какой же ты неумеха, — заметила она, почесываясь: остатки еды на теле начинали подсыхать, вызывая зуд.