Иногда нам кажется, что жизнь стала невыносимой. Особенно страшно...
Но даже сейчас, сцепившись с призраком, Император знает, что ему делать. Он не должен победить. Его дело – закрыть Разлом. Любым способом. И «вопроса цены» перед ним не стоит.
Нет больше башни Нерга, нет близких и битвы – остались лишь они с тенью и Разлом. Разлом да копошащиеся на огромных пространствах Империи козлоногие.
Ракот помог. Один раз. Дальше – ты сам.
А тварь шипит, притягивает всё ближе, норовя вобрать тебя в собственную зияющую пустоту, ибо кто же ещё эти – обобщённо – твари Разлома, если не пустота?
Император не ищет новообретённого наставника. Он знает – Ракот появится, когда нужно. Не раньше и не позже. А пока – человеческая воля поджигает кровь в собственных жилах, вбирает в себя холодное пламя и, не разжимая объятий, в свою очередь не даёт вырваться вражьей тени.
Близится миг для того самого «последнего удара».
Сеамни слабо ахнула и обмякла, повисая на железных руках Кер-Тинора.
Башня Нерга, неприступный бастион всебесцветных, взорвалась изнутри, каменные блоки разлетались, словно сухие листья под ветром, из развалин вырвался тёмный смерч, дохнуло сухим жаром, точно в глубине под каменными плитами запылали слои чёрного угля.
Сежес рванула шнурок гномьего амулета, тот вспыхнул, рассыпаясь пеплом, – напрасно, башня уже оседала, проваливаясь внутрь, проваливаясь в раскрывшиеся утробы подземелий; остановились, словно окаменев, аколиты Нерга, в полнейшем недоумении уставившись на катастрофу. Они не сопротивлялись, когда легионеры принялись деловито вязать взятых в кольцо адептов; вялые, безразличные, со враз опустевшими глазами, они тащились, словно пьяные, ничего не видя вокруг. У кого-то по щекам текли слёзы, кто-то поминутно падал, точно разучившись ходить.
Проконсул Клавдий на миг зажмурился. Глаза невыносимо щипало, грудь сжало, горло сдавило так, что воздух едва пробивался в лёгкие.
Повелитель ушёл истинно по-императорски. Нерга больше нет, а вот Разлом – остался ли Разлом?!
Но об этом проконсул подумает позже.
Глава пятнадцатая
Гарпия Гелерра не успела. Её полк подошёл к Эвиалу, когда вокруг закрытого мира вновь сомкнулась чёрная блистающая броня. Крылатая соратница Хедина и Ракота чувствовала, что эти доспехи совсем свежи, только что народились, но сделать всё равно ничего не могла. Надо было останавливаться и приступать к правильной осаде.
– Притащились, – буркнул Аррис. – Вернее сказать, дотащились. Сколько у нас отставших, Ульвейн?
– Хватает, – только и отозвался второй эльф. – Спасибо гномам. Волокли на закорках.
– Н-да, кому рассказать – воинство великого Хедина бредёт еле-еле, подбирая обессилевших…
– А ты никому и не рассказывай, – пробасил Арбаз, заботливо протиравший и без того начищенный до блеска ствол бомбарды. – Даже аэтеросу, как вы его называете.
Эльфы только отмахнулись.
– И что теперь? – сменил тему Ульвейн. – Эвиал наглухо заперт. Пробиваться туда…
– Придётся силой, – закончил за него гном. – Ничего, не впервой.
Эйвилль умела ждать. А ещё лучше – умела прятаться. Она видела всё и всё слышала. Два отряда хединских подмастерьев встали в непосредственной близости от запертого Эвиала, явно готовясь к штурму и пока что не видя друг друга.
Самое время ударить, разгромив их по частям.
Вампирша чуть шевельнулась – она оставалась в неподвижности уже многие часы по её собственному счёту. Шевельнулась не от «усталости» – от подобного она неудобств не чувствовала, – а просто чтобы ощутить себя «живой».
Кровь богов оставляет глубокие следы.
Глупцы – и тупоумная курица Гелерра, и эльфы, так и не осознавшие, в какой стороне истина, а уж про грязных гномов и говорить не приходится. Они ещё ждут и на что-то надеются. Хотя судьбы Новых Богов уже определены, и им ничто не поможет.
Закрытие Эвиала, возрождение окутывавшей его завесы эльфийка-вампир встретила с восторгом. Пообещавшие ей в награду кровь богов не теряли времени даром.
Вновь – забытое как будто чувство жизни. Трепет, растекающийся по жилам, где давно не осталось настоящей крови, одна магическая видимость. Теперь Эйвилль не рассталась бы с этим ни за какие блага земные; блаженство ожидания превосходило всё, когда-либо ею испытанное.
Пусть эти крылатые, остроухие или бородатые полагают, будто от них что-то зависит. Пусть суетятся, «прорываются», «совершают подвиги» или даже «жертвуют жизнью». Она, Эйвилль, поступила, как дoлжно истинному вампиру. И теперь она получит силу. Очень много, океаны. Силу, не нужную Дальним. Им её не воспринять, не просмаковать, не пропустить сквозь себя.