Только одной вещи не найти на свете

— У нее сейчас тяжелая полоса, — сказал Хоакин, когда они остались с Алисией вдвоем. — Опять из-за ребенка… Просыпается по ночам и плачет, ее гложут всякие мысли… Она ведь и себе купила пузырек этого самого принцева бальзама. Не думаю, что ей это поможет, но пока хоть немного успокаивает.

У Марисы был свой способ отвечать на наплывы тоски — ее контратака сводилась к неистовому служению культу растений и гороскопов, словно этот музей корешков, жилковатых листьев и соположений звезд, сопоставляемых с мифологическими животными, помогал ей вырваться из неудач и бытовых проблем, на которые так щедр наш грубый и неласковый мир, мир вязкой рутины, где всякое разочарование непереносимо и мерзко, как муха в супе. Алисия позавидовала Марисе: ведь та, как только на земле ей становится особенно неуютно, пускается в полет, а в вышине жизнь порой оказывается более пригодной для существования, более насыщенной кислородом. Алисия задумалась было обо всем этом, но тут Хоакин спросил что-то о микроволновой печи, Мариса вернулась и решительно запретила им курить, и Алисия снова ощутила тяжкий груз свинца и тумана, тянущий ее вниз, в мутный бассейн, и чтобы побороть это состояние, она поднялась со стула, предложила всем выпить еще по чашке кофе — к полному изумлению Марисы, которая тотчас предрекла, что подруга ее лопнет и что сердце у нее будет похоже на гнилое яблоко, ведь нельзя же пить столько кофе, столько кофе…

Инспектор Гальвес распечатал конверт, и по столу рассыпались бумаги и фотографии, похоронив под собой скрепки и ручки. Ему было неловко в слишком узкой рубашке, которая стесняла движения. Наверное, из-за этого в жестах и во всей повадке инспектора было что-то от робота. Он закончил читать пару бумаг, украшенных печатями, и равнодушно предложил Алисии и Эстебану пачку «Винстона», но те жестом отказались. Справа сидел секретарь, он строчил на своей машинке, выстреливая длинные бешеные очереди.

— Этого человека, — инспектор показал фотографию мужчины с усами, — звали Педро Луис Бенльюре Гутьеррес, сорок восемь лет, проживал в Барселоне. Женат, трое детей. Семья все никак не может поверить в случившееся. Согласно показаниям жены, он поехал в Севилью для заключения какой-то сделки и не более того. А вы как думаете, были у него другие поводы для поездки?

— Возможно, любовница, — предположил Эстебан.

— Возможно, — подхватил инспектор с суровой улыбкой. — Хотя далековато от дома, вам не кажется? А если он приехал сюда, чтобы встретиться с вами? Но ему помешало непредвиденное стечение обстоятельств — его убили у дверей вашего дома, сеньорита.

— Благодарю вас за сеньориту, — оборвала его Алисия, — но я сеньора. По крайней мере, еще недавно была сеньорой.

Огромные, как у мясника, руки инспектора продолжали перебирать бумаги, глаза же изучали печальное лицо Алисии, отчасти скрытое солнечными очками. Только вот день был не очень подходящий для солнечных очков — дождь лил как из ведра. Стук водяных струй по крыше сливался со стуком машинки, на которой продолжал строчить секретарь.

— Сеньор Бенльюре остановился в отеле «Англия», — продолжал инспектор, — с прошлого вторника он занимал там скромную комнату. Иначе говоря, в Севилье он пробыл почти неделю. Как сообщил портье, постоялец часто звонил по телефону из номера, но и ему звонили не раз. Обычно это была женщина.

— Вот видите! — Эстебан фыркнул. — Ясно же, что любовница.

— Помолчите, — резко приказал инспектор Гальвес — А ведь этой женщиной вполне могли быть и вы, сеньора, потому что на сегодняшний день мы не установили никаких других связей Бенльюре в Севилье. Что делал этот человек у вашего подъезда? Вы показали, что он позвонил в вашу квартиру по домофону.

— Я уже объяснила вам вчера, — Алисия взяла сигарету, — он ошибся адресом.

Инспектор напрасно пытался придать своему взгляду грозную проницательность, стараясь запугать вызванных на допрос свидетелей или внушить, что от разоблачения им не уйти. Взгляд метнулся к Алисии, но она не почувствовала ни малейшей тревоги.

— Как я уже сообщил вам, Бенльюре сказал жене, что отправляется в Севилью для завершения какого-то дела, — инспектор опять заглянул в свои бумаги, — делом этим он занимался около месяца, и речь шла о какой-то серьезной торговой операции. Вы имеете отношение к торговле старыми вещами?

— А что, похоже? — вскинулся Эстебан.

— Он был старьевщиком? — вмешалась Алисия, и очки съехали у нее на нос, так что можно было различить, как зеленые глаза устремились к инспектору Гальвесу.