В ловушке

– Что я хочу услышать? – переспросил он. – Что тебе хорошо.

– Лучше, чем ты можешь представить, – ответила она, послала ему воздушный поцелуй и надавила на кнопку звонка.

Квартира идеально ему подошла. Три красивые комнаты, ванная и кухня, почти новые; просторная терраса, за ней одичавший сад; по огромным старым деревьям карабкался плющ. Тут Йон освободится от груза своих воспоминаний и устроит свою жизнь по-новому.

С вежливой улыбкой он выслушивал объяснения фрау Крихбаум – о кухонной утвари, соседях и ближайших магазинах. Юлия между тем вышла на террасу: вспомнила, что обещала позвонить матери. Йон заключил договор, пока на шесть месяцев, и выписал чек – залог и плату за май; заселение наметили на конец апреля. Фрау Крихбаум отклонила его предложение предъявить рекомендации и банковские гарантии – мол, нет необходимости, с его профессией. Пока Йон поглядывал на Юлию – та, очевидно, ни до кого не дозвонилась и набирала на мобильном телефоне SMS, – фрау Крихбаум рассказывала про сына одной из своих подруг, который двенадцать лет назад закончил гимназию «Вильгельм Буш». Кай-Фредерик Йогансен. Помнит ли его Йон? Блондин, долговязый, в очках, отличник по биологии и другим естественным наукам? Не желают ли господин Эверманн и его знакомая чашечку чая?

Сославшись на спешку, Йон отказался; еще он ответил, что, как ни старается, не может вспомнить Кая-Фредерика Йогансена; вероятно, на уроках латыни мальчик не блистал. Вопрос с квартирой был улажен, теперь Йону хотелось как можно скорей оказаться наедине с Юлией.

– Вот я и говорю, – заметила она, когда за ними закрылась входная дверь. – У тебя получается все, что бы ты ни делал. Знаешь, сколько я искала, прежде чем мне подвернулась квартира Бена? Скажи-ка, а твой друг? Кажется, он тоже живет тут неподалеку?

– Не совсем, – ответил он. – Роберт живет на улице Вольдсенвег. Ты голодная?

– Умеренно голодная, – заявила она. – Что, он уже нашелся?

Между лопатками Йона возникло холодное пятно, словно к спине приложили пузырь со льдом. На секунду.

– Нет, – вздохнул он и прокашлялся. – Даже не представляю, где он. Вероятно, играет в гольф, где-нибудь на юге. Ну что, макароны? В «Мамма Леоне»? Для разнообразия. – Он обнял ее за плечи и, не дожидаясь ответа, повел на Эппендорфер-Вег.

– Если тебе не скучно. – При каждом шаге она слегка касалась своими бедрами его бедер. – Значит, ты больше не волнуешься? Я имею в виду, оттого что ты давно ничего о нем не слышал?

– В конце концов, я ему не нянька, – ответил Йон. – Возможно, у него завязался новый роман и он улетел со своей дамой в Лас-Вегас или в Шотландию, в Гретна-Грин, чтобы попытать счастье в четвертый раз.

– Он такой? Прямо-таки Синяя Борода?

– Ну, если мужик был три раза женат… И помимо жен, у него были другие побочные связи. – Шарлотта, к примеру, но сейчас ему не хотелось об этом думать.

– А ты? Только не рассказывай мне, что у тебя никогда не было любовных увлечений. При твоей-то внешности. В «Буше» ты уж точно самый видный мужчина.

– Самый видный? Среди кого? Сколько нас там? Полторы калеки?

– Ну-ну, не скромничай, – сказала она и вскинула голову. – Кто в гимназии может с тобой соперничать? Шредер? Штрунц? Мейер-англичанин или кто еще? Впрочем, в каждом из них есть своя изюминка. Даже в Концельманне, если приглядеться.

– Ах, этот молокосос! И его мы берем в поездку с десятыми классами? Вот будет весело. Ты будешь покупать ему мороженое, а я менять памперсы.

Она засмеялась.

– На твой взгляд, он слишком изнеженный, я знаю. Но некоторым женщинам это нравится.

– Надеюсь, тебе нет? – Спросил он с комическим ужасом.

– Угадал, – ответила она. – Не нравится.

26

Разумеется, в «Мамма Леоне» в такой час было не протолкнуться. Но сегодня, по-видимому, был действительно удачный день – свободным оказался именно «их» столик. Они заказали вино и pasta mista на двоих. За соседним столиком перед раскрытым ноутбуком сидел худой, бритый наголо мужчина. Его возраст Йон не смог определить, возможно где-то под сорок, но, не исключено, что и под пятьдесят. Сам Йон не терпел таких истрепанных, безвозрастных типов; не понравились ему и взгляды, которые этот Череп бросал на Юлию. Два молодых парня, которые сидели вместе с ним за столом, тоже посматривали в их сторону; у обоих под носом висели дурацкие густые усы. На столике стояла бутылка граппы, к которой все трое регулярно прикладывались.