В ловушке

Юлия открыла свой маленький красный рюкзак и достала фляжку с водой. Прядь снова упала на лицо, бросив нежную тень на щеку. Сколько же дней он не может до нее дотронуться? Как медленно приближается пятница, день отъезда!

Она угадала его мысли.

– Еще два дня, – сказала она, – как-нибудь вытерпим. В целом же все идет неплохо, верно? Я представляла себе это мероприятие в более мрачных тонах. Хочешь воды?

Йон отказался.

– Рано еще говорить, а то сглазишь. – Он оглядел вестибюль. Концельманн имел обыкновение возникать там с неприятной регулярностью именно в те минуты, когда Йон пытался переброситься без помех парой фраз с Юлией. – И вообще, считать нужно не дни, а ночи. Неприятности случаются преимущественно после захода солнца.

– Не накаркай, – сказала она.

Кожа на ее горле была чуть светлей, чем на лице. Йон, не отрываясь, наблюдал, как она пьет, как вытирает рот и убирает в рюкзак опустевшую фляжку.

– Как ты провела вчерашний вечер? – поинтересовался он. – Вы немножко застряли, да?

– Почему? Мы вернулись еще до двенадцати.

Накануне она ходила в город с Концельманном, а Йон и Шредер организовали после ужина турнир по футболу. Еще перед отъездом они договорились, что для вечернего надзора на турбазе достаточно и двух педагогов, а двое могут в это время отдохнуть от дневных нагрузок. В понедельник Йон посидел с Шредером в пивной Старого города и терпеливо выслушал все подробности его романа с рыжеволосой практиканткой, преподававшей этику. В следующем году ее, по-видимому, переведут в другую гимназию, и Филиппа это вполне устраивало: она уже цепляется за него и выдвигает различные претензии.

– Вообще-то я не из тех мужчин, которые способны на прочные связи, – заявил он за третьей кружкой. – Не так, как ты с твоей Шарлоттой. Сколько вы прожили в браке? Кажется, больше двадцати лет? Йон, честно тебе признаюсь, я бы никогда не смог вот так.

Йон оставил его заявление без комментариев, он был не в духе. Вечер пропал. Сегодня же весь день его единственным утешением была перспектива провести вечер вместе с Юлией.

– Что, наш нежный Маркус хотя бы занятный собеседник? – После родительского собрания и вечера у таиландца Молокосос не только превратился в Маркуса, но и стал, к сожалению Йона, еще надоедливей прежнего.

– Не цепляйся к нему каждую минуту, – возразила она. – Он в самом деле очень приятный. И мне его жалко. Он немного рассказал мне про свою семью и вообще. У него было тяжелое детство.

– Боже мой! – Йон пожал плечами. – Скажи, у кого оно было легкое?

В окне второго этажа раздался пронзительный девичий визг, за ним последовал громкий хохот. Загремела музыка, разумеется рэп.

– Я-то думала, что они совершенно обессилели, – сказала Юлия. – Ведь еле плелись по лесу. И вот, пожалуйста, моментально ожили.

Йон запрокинул голову:

– Эй! Нормальная громкость, ясно?

На подоконнике появились, хихикая, Людмила Невуда и Тамара Грассман, а между ними Тимо. Какого черта он делает в комнате девочек? Он что, плюется? С ума, что ли, сошел?

Йон шагнул в сторону. Мерзкий блестящий комочек упал рядом с ним на гравий. Когда он снова поднял голову, в окне не было ни девочек, ни Тимо.

– Ну, это уж слишком, – прорычал он. – Я сейчас шкуру с него спущу.

– Не драматизируй, – предостерегла Юлия. – Это наверняка ненамеренно; скорей всего, он тебя просто не видел.

Она прошла следом за ним в здание; в столовой были накрыты столы. Пахло гуляшом, в небольшом танцзале кто-то бренчал на рояле вечный собачий вальс.

– Неважно, видел он меня или нет, – сказал Йон. – Просто так жвачку все равно нельзя выплевывать куда попало. Впрочем, ты права, Тимо сейчас не стоит цеплять. Я и так слишком рад, что он скоро исчезнет с моих глаз.

– Ах, он тебе рассказал?

– Мне сообщила его мать. В отличие от тебя я надеюсь, что он уже не передумает. Честно говоря, я просто не понимаю, как тебе удается так хорошо с ним ладить.

– Что значит хорошо? На моих занятиях он скорей незаметен. Ну что, сходим куда-нибудь после ужина?

– Может, в Гамельне найдется симпатичный маленький отель? – тихо проговорил он. – Что ты скажешь?

Она улыбнулась, подмигнула ему и скрылась в своем коридоре.

– Где тебя так долго носило? – Шредер натягивал майку, когда Йон вошел в их общую комнату. Такое размещение Филипп предложил еще в Гамбурге. Всего им предоставили три двухместных номера, один из них, естественно, полагался Юлии. – Жить вместе с Концельманном мне не хочется, – сказал тогда Шредер, – а мы с тобой всегда поладим.