Дикие орхидеи

Конечно, сначала они скажут, что «все мужики козлы», но потом постепенно — как холодный шоколадный сироп, который стекает по горлышку бутылки — они перейдут к тому, как нехорошо получилось с церемонией венчания, и все такое... Хизер, которая скупает все книги по этикету, какие могла найти, и изучает их с таким тщанием, словно это главное руководство к жизни, будет рассказывать мне о том, как расстроились гости, и размышлять вслух, должна я или нет разослать написанные от руки благодарственные письма за все подарки, от которых мне придется отказаться, если я «брошу» Керка.

Я знала себя достаточно хорошо, чтобы с уверенностью утверждать: я пошлю все эти подарки в ж...у, и их взгляды снова скажут мне, что я нарушила неписаное девичье правило. Отем, конечно, будет плакать. И конечно, она будет ждать, что Мамочка Джеки возьмет все в свои руки и тут же уладит.

Я прекрасно знала, что ни одна из подруг не услышит — я имею в виду, по-настоящему не услышит, — как противозаконно — я уж и не говорю про «подло»! — поступил со мной Керк. Я так и представляла, как Эшли скажет:

— Ну ладно. Мужики козлы. Мы все это знаем.

Но она пропустит мимо ушей, что он сделал.

Так что я очень торопилась. Я не хотела встречаться ни с кем из них. Я вытащила из холодильника фотопленку и реактивы, написала Дженнифер записку, в которой просила ее упаковать книги моего отца и другие личные вещи и отослать по адресу, который я ей позже сообщу по телефону. Я подумала — и добавила еще девчачьей хрени про то, как мне надо побыть сейчас одной, чтобы восстановить душевное равновесие.

Я сгрудила пожитки на заднее сиденье своей старенькой машины, сунула записку между дверью и косяком и уехала. Заворачивая за угол, я мельком увидела машину Керка, которая мчалась к моему дому. Держу пари, все мои подружки сидели в том же авто. Машину украшали белые ленточки и табличка «Молодожены». Ха-ха.

Повидавшись с Ньюкомбом и убедившись, что работу я получила, я под вымышленным именем переночевала в дешевом мотельчике на шоссе. Машину я припарковала так, чтобы с дороги она не бросалась в глаза.

Утром следующего дня, ровно в восемь часов, я была у дома Ньюкомба. Накануне свадьбы я так закрутилась, что даже не удивилась, что Ньюкомб переезжает в Коул-Крик — городок, где произошла моя история про дьявола. При других обстоятельствах у меня тут же возникла бы куча вопросов, особенно после того, как мне сказали, что он купил там дом. Однако когда я увидела его в понедельник, я так переживала из-за Керка, что разговаривать не хотела.

Я уселась на пассажирское сиденье дорогущего «БМВ-700». Ньюкомб поинтересовался, все ли со мной в порядке.

— Конечно, а почему бы и нет? — ответила я.

Я извинилась за то, что слишком сильно хлопнула дверью, а он, ничего не сказав, выехал на дорогу.

На другой стороне улицы стояла моя машина. Он взглянул на нее, открыл рот, чтобы что-то сказать, но снова промолчал. Она не многого стоит, поэтому я попросту оставила ключи в салоне и решила, что, когда буду звонить Дженнифер, скажу, где ее припарковала. Если б я написала об этом во вчерашней записке, она с утра караулила бы меня у дома Ньюкомба, чтобы «образумить». То, что моих подруг тут не было, значило, что мать Дженнифер ни словом не обмолвилась о Ньюкомбе. Я в долгу у этой женщины.

Заговорила я, только когда мы выехали на шоссе. Меня мучило отчаянное желание забыть вчерашний день.

— Вас так заинтересовала моя байка про дьявола, что вы аж купили дом в Коул-Крик?

Он не сводил глаз с дороги, отвечая на вопрос, и это мне понравилось. Он смотрелся в кресле темно-синей кожи так естественно, словно задняя поверхность его тела вырастала из сиденья. Правая рука лежала на руле небрежно, будто ему в детстве давали «баранку» вместо колечка для прорезывания зубов.

Разумеется, я читала его книгу «Дядюшки»: дяди героя — протагониста — любили все машины, приспособленные для разрушения чего-либо, а он был паршивой овцой в стаде. У меня сложилось впечатление, что Форд Ньюкомб все детство прятался под деревом и читал Бальзака. Или гладил свою одежду. Он поднял много суеты вокруг того, что ему приходилось самому гладить себе вещи. Эге! Может, и мне удастся написать бестселлер: мне-то приходилось с восьми лет гладить не только свою, но и папину одежду. Во всяком случае, если бы кто-то меня спросил, я бы с уверенностью, почерпнутой в его книгах, сказала, что Форд Ньюкомб не в состоянии отличить рычага переключения скоростей от «дворника».