Бархатная клятва

— Мужчины — что? Вы можете рассказать мне. Я ваш друг.

— Действительно? — спросила она, поднимая на него молящий взор.

— Да, — прошептал Уолтер, пожирая ее взглядом.

— У меня никогда раньше не было друга-мужчины. Сначала мой отец, потом братья… Нет! Я не буду дурно говорить о них.

— И не надо, — попытался успокоить ее Уолтер, дотрагиваясь кончиками пальцев до ее руки. — Я хорошо их знал.

— И моего мужа? — яростно воскликнула Джудит.

Уолтер удивленно заморгал.

— Значит, он вам тоже неприятен? Это правда?

Она подняла на него глаза, и он увидел в них такую жгучую ненависть, что отшатнулся. Ему показалось, что этот взгляд предназначался ему, а не ее мужу.

— Все мужчины одинаковы! — гневно продолжала она, — Они хотят от женщины только одного, и если она не дает им этого, они берут силой. Знаете ли вы, как чувствует себя женщина, когда ее изнасиловали? — Нет, я… — смутился Уолтер.

— Мужчинам почти ничего не известно о более высоких материях — о музыке и искусстве. Как бы я хотела верить, что где-то на земле существует мужчина, который не будет лапать меня и что-то требовать.

Уолтер бросил на нее проницательный взгляд.

— А если бы вы нашли такого мужчину — как бы вы вознаградили его?

Джудит чарующе улыбнулась.

— Я любила бы его всем сердцем, — просто ответила она.

Он поднес ее руку к губам и нежно поцеловал.

Джудит опустила глаза.

— Я ловлю вас на слове, — проговорил он. — Потому что сделаю все, чтобы завоевать ваше сердце.

— Оно еще никому не принадлежало, — прошептала она.

Он отпустил ее руку и поднялся.

— Я оставляю вас, чтобы вы могли отдохнуть. Помните, я ваш друг и буду рядом, когда понадоблюсь вам.

Как только за ним закрылась дверь, в комнату проскользнула Джоан.

— Леди Джудит! Неужели?..

— Нет, ничего не случилось, — ответила она, откинувшись на спинку. — Я отговорила его от того, чего ему страшно хотелось.

— Отговорили? Вы, должно быть, сказали ему… Нет, не надо. Мне не нужно знать, как отговорить мужчину от желания заняться любовью. Что бы вы там ни сделали — вы достигли цели. Но сможете ли вы удержать его на расстоянии?

— Не знаю. Он считает меня трусливой простушкой, и я не представляю, как долго мне удастся поддерживать его в этом мнении. Я ненавижу себя, когда мне приходится так лгать! — Она резко повернулась к горничной. — Ты нашла то, о чем я тебя просила?

— Да, хотя это было не так-то легко.

— Ты будешь хорошо вознаграждена, когда мы отсюда выберемся, если выберемся. А теперь позови еще одну служанку и приготовьте мне ванну. Я должна смыть с себя прикосновения этого человека.

Джон Бассетт тяжело вышагивал по комнате. Носок его мягких сапог зацепился за что-то, выступавшее из-под циновки, и он со злостью наподдал это ногой. Говяжья кость, обглоданная и побелевшая, перелетев комнату, стукнулась о противоположную стену.

— Ну вот, теперь я превратился в горничную, — сердито процедил он: заперт, лишен свободы передвижения да еще в компании с женщиной, которая боится его как огня.

По правде сказать, она не виновата в том, что он здесь. Он повернулся и посмотрел на Элен, съежившуюся под одеялом возле жаровни. Он знал, что ее длинные юбки скрывали распухшую щиколотку, которую она не захотела показать дочери.

Внезапно гнев покинул Джона. Это ни к чему хорошему не приведет, если он допустит, чтобы злость разъедала ему душу.

— Я плохой собеседник, — сказал он, придвигая стул к жаровне. Элен затравленно взглянула на него. Джон знал, что представлял собой ее муж, и ему стало стыдно за то, что так испугал ее. — Я злюсь вовсе не на вас, а на вашу дочь. Как столь разумная и спокойная женщина, вроде вас, могла воспитать такую упрямую девчонку? Она собиралась спасти двоих пленников, теперь предстоит освобождать троих — и без единого помощника, за исключением этой горничной с горячей кровью. — Он повернулся и увидел, что Элен гордо улыбается. — Вы гордитесь такой дочерью? — изумился он.

— Да, горжусь. Она ничего не боится. И всегда в первую очередь думает о других.

— Ее следовало бы научить бояться, — возмущенно заключил Джон. — Страх иногда полезен.

— Если бы она была вашей дочерью, как бы вы ее воспитали?

— Я бы… — начал Джон. Очевидно, о битье лучше не говорить — он был уверен, что Роберт Риведун причинил этой женщине достаточно боли. Он улыбнулся. — Я сомневаюсь, что ее можно было бы чему-нибудь научить. Но если бы она была моей… — Его улыбка стала еще шире. — Я бы гордился ею, если бы она была моей дочерью. Хотя маловероятно, чтобы у такого уродца, как я, могла бы родиться подобная красавица.