Имя Зверя. Том 2. Исход Дракона

– Совершенно точно, благородный дон Дигвил, наследник сенорства Деррано, – без тени усмешки в голосе ответил некрополисец. – Мы готовы, и помощь будет оказана именно так. Зомби не приблизятся более ни на волос. Только чтобы доставить припасы. Пища не отравлена. Я готов остаться заложником. Убейте меня сколько угодно мучительным образом, если хоть с кем-то случится что-нибудь плохое.

Сбитые с толку меодорцы и дольинцы недоумённо переглядывались – до тех пор пока тишину не прорезал звенящий от слёз молодой женский голос:

– Лекаря, лекаря надо! Мальчонку у меня подстрелили, аспиды… сыночек мой… кроха совсем…

– Я лекарь, – решительно шагнул Латариус.

– Я тоже. – Ошгрен и виду не подал, что узнает соратника по Гильдии; швырнул плащ прямо на снег и раскрыл сумку, обычную кожаную сумку странствующего врача с инструментами.

Юная девушка, ещё почти девочка, едва ли старше восемнадцати, бросилась перед ними на колени, держа на руках окровавленный свёрток. Малыш тем не менее ещё дышал, хоть и слабо. Латариус и Ошгрен переглянулись.

– За работу, коллега, – сказал Латариус. – К огню давайте, к огню, – держа малыша возле самого пламени, он откинул окровавленные тряпки. Пальцы быстро пробежались по тельцу. – Гммм… Что ж, состояние пациента тяжёлое, но отнюдь не безнадёжное, как вы считаете, мэтр?

– Совершенно согласен с вами, досточтимый мэтр, – кивнул Ошгрен. – Отнюдь, отнюдь не безнадёжное.

Глаза молодой матери ожили.

– Правда? Правда, господа лекари?

– Правда, правда, – проворчал Ошгрен, уже сжимая в руке ланцет. И добавил, совсем буднично: – Припасы уже несут.

Глава XX

– Отойдите все. – Алиедора склонилась над бездыханным дхуссом. – Отойдите. Я знаю, что делать.

Пальцы её вновь уже почти привычным движением легли ему на виски.

Ты отдал мне своё прошлое, дхусс, чтобы я поняла. Ты позвал Зверей, зная, что должен сделать, если они откликнутся на твой зов. Ну, а я теперь в свою очередь возвращаю тебе будущее, то немногое, что нам ещё осталось.

Хранители Мира есть Хранители Мира, они не пастухи, а мы не скот. Чёрное никогда не станет белым, серое никогда не затопит всё сущее, всегда останутся полюса и всегда пребудут различия. Ты был белым, я – чёрной. Наверное, так могло казаться со стороны. Сейчас всё становится – нет, даже не серым, а жёлтым. Гниль властвует надо всем, Гниль, что шла за тобой, надеясь дотянуться до своего самого страшного врага.

Гончие не сдаются, подумала Алиедора, крепко зажмуриваясь.

Она не видела, как рухнули и сгинули в кипящей Гнили остатки башни Затмений, как погибла мудрость и гордость народа ноори, как она, Ксарбирус, Стайни, Нэисс, Брабер и Кройон остались одни на нагом каменном столпе, без какой-либо надежды выбраться, потому что внизу не осталось ни скал, ни даже их обломков – ничего, кроме океана бушующей Гнили. Доньята ничего не видела, она просто шла той самой дорогой, дорогой духов, дорогой, ведущей к Белому Дракону.

Милостивому, милосердному.

В потоке душ мелькнули знакомые лица. Нянюшка. Сёстры. Братья. Отец. Мама. Мама… она больше не кричит «убейте ведьму», она улыбается ласково и горько.

Алиедора опускает голову. Сил нет смотреть, но смотреть надо. Это твоё настоящее искупление, доньята.

«Нет, – слышится голос Единорога. – Всё ещё впереди».

Вот даже так? Что ж, спасибо за подсказку…

Гончая Некрополиса склонилась над дхуссом. Что ж, пора прощаться. Человек, или дхусс, или гном, или таэнг – он сам в себе, един и неделим. Мало сказать – «стань Драконом», чтобы это случилось по-настоящему, предстоит отказаться от себя; и тогда великая сила, прозябавшая в небесах или где-то за ними, сделается тем, чем должна, и поможет вскормившему её миру в его, мира, последний час.

Узкие ладони опустились Тёрну на плечи. Со стороны казалось, что эти двое сейчас займутся любовью, но нет – Алиедора обняла дхусса, шипы укололи кожу, потекла кровь. Доньята хотела верить: кровь её, если не сомневаться в словах кора Дарбе, есть именно то нужное, чтобы возродился новый, истинный Дракон, Белый Дракон.

Тёрн отозвался. Слабо, словно из дальней дали, но голос его звучал твёрдо. Она не разбирала слов, точно дхусс заговорил на непостижимом языке Беззвучной Арфы, но в них слышались непреклонная твёрдость и решимость. Дхусс пребывал где-то там, на собственном плане бытия, наверное, где только и можно было встретить истинную суть великого Дракона, всепобеждающего, неуязвимого. Тело не повиновалось дхуссу, да и не нуждался он сейчас в нём; его духу предстояли куда более трудный путь и трудное дело.