Русские сказки

— Господа соратники. Я прибыл к вам для переговоров. Мы хотим узнать ваши требования.

— Мы тебе не господа, сволочь! В выкрикнувшем эти слова голосе явно чувствовались истерические нотки, но, слава богу, они прозвучали не из уст главаря, а откуда-то сверху. В общем-то он был готов к подобной негативной реакции, но эта фраза была одним из управляющих ключей. Она должна была, на подсознательном уровне, доказать серьезность его намерений разрешить ситуацию с обоюдоприемлемым результатом.

— Прошу простить, уважаемые. — Он сделал паузу, давая им время осознать новое обращение, и продолжил: — Я хотел бы узнать, что мы должны сделать, чтобы вы согласились сохранить жизнь заложникам.

— А ничего вы не сделаете, — глухо сказал главарь, — вот еще подождем чуток и порешим всех на ваших глазах.

Круифф отрицательно замотал головой.

— Это несерьезно, уважаемые. Я не могу вернуться с таким ответом. Вы можете выдвинуть требование заплатить вам. Золотом. Или валютой. И предоставить возможность беспрепятственно покинуть страну. А для гарантии безопасности вы можете оставить себе кого-то из заложников или заменить одних на других. Если ваши требования не будут слишком неразумными, я берусь уговорить осаждающих пойти вам навстречу. — Он замолчал.

С минуту из дома не доносилось ни звука. Круифф живо представил себе изумленные лица своих слушателей, перед которыми неожиданно открылось множество выходов из ситуации, которую они считали практически безнадежной. Притом с прибылью. В этом мире то, что для террористов его времени было банальностью, не могло не звучать божественным откровением. Наконец чей-то срывающийся голос сдавленно произнес:

— Золотом…

— Заткнись, — буркнул главарь. — Эй, ты, что ты там бормотал о том, что мы можем уехать с кем-то из заложников?

Круифф мысленно улыбнулся.

— Прошу простить, уважаемый, но для того, чтобы обсудить приемлемые условия, потребуется время, а я, признаться, несколько устал стоять тут. Вы не могли бы обыскать меня и позволить войти в дом?

Несколько мгновений ему никто не отвечал, потом главарь глухо произнес:

— Ладно, заходи.

И Айвен начал медленно подниматься по ступеням.

* * *

Майор появился за два часа до заката. Легкий двухместный аэроплан на последних каплях горючего перевалил через частокол сосен, вплотную подбегавших к городским окраинам, и, заглушив мотор, плавно спланировал над крышами домов к городской площади. Он умело погасил скорость, заложив опасный вираж на уровне верхних этажей домов, окружавших площадь, и скорее не сел, а рухнул на выщербленную брусчатку. Стойки шасси не выдержали столь грубой посадки и подломились. Майор выбрался из упавшей на брюхо машины и, содрав с головы шлем, протянул руку подбежавшему пилоту. Тот прибыл за полчаса до него на скоростной дизельной дрезине.

— Живы?

— Живы. Айвен внутри. Ведет торг о сумме выкупа и заложниках.

Майор скупо улыбнулся. Круифф идеально повернул ситуацию. Если разговор пошел уже о сумме, значит, уровень опасности для заложников близок к минимально возможной отметке. Можно было начинать действовать.

— Кто главный?

Пилот усмехнулся.

— Наш старый знакомый. Еще по Рудному хребту.

Во взгляде майора на мгновение мелькнуло удивление, тут же сменившееся догадкой. Он помрачнел.

— Как она?

— Пока без сознания.

Майор покачал головой.

— Так вот, значит, почему они задержались…

Оба помолчали. Пилот вскинул голову и посмотрел в глаза майору.

— Надо торопиться. Дивен опасается, что, как только принцесса придет в себя, ситуация резко обострится.

— Где их держат, известно?

— Принцессу Атессию и циркачку — в спальне на втором этаже, остальных — в дальней комнате. Угловая, по северной стене.

Майор кивнул. Расположение комнат в доме суверена они знали как свои пять пальцев.

— Нападавших локализовали?

Пилот кивнул.

— Значит, начнем с дальней комнаты.

Они помолчали. Это решение означало, вероятно, приговор принцессе.

— А может… — начал пилот.

— Я не могу рисковать сувереном, — перебил его майор и, резко повернувшись, двинулся к дому.

* * *

Тесс очнулась оттого, что солнце било ей прямо в лицо. Она открыла глаза, но тут же зажмурилась. Несколько мгновений она ничего не могла понять: почему солнце светит ей в лицо, разве сейчас вечер? Ведь в ее комнату солнце заглядывает только после пяти часов пополудни. И, бог мой, почему она до сих пор в постели? Маменька ужасно рассердится! Но в следующее мгновение она вдруг вспомнила все и невольно застонала.