29  

Футбольный матч сорван

На короткий отдых мы расположились в подвале, сложенном из серого камня-известняка, каких немало в поселке Демидовка. Подкрепились сухим пайком – сухарями да американской тушенкой. В подвале было прохладно и уютно. Обстановка, можно сказать, располагала к задушевной беседе. Такие минуты – самое подходящее время, когда комсорг может поговорить с людьми. Я достал из кармана номер журнала «Блокнот агитатора», перелистал его:

– Послушаем-ка «Слово Фомы Смыслова».

В журнале регулярно печатался раешник, полюбившийся бойцам. Вот и на этот раз снайперы с интересом слушали бывалого солдата Смыслова, его рассказ о фронтовых делах, изобилующий шутками и прибаутками. Да и у наших ребят нашлось острое словцо, и мы вдоволь посмеялись. А смех – это, если хотите, новый заряд бодрости.

В часы досуга мы читали газеты, журналы и конечно же письма от родных. Часто читали эти письма сообща, делясь самым сокровенным.

– От кого письмецо? – спросил Хромов Алешу Адрова, когда увидел в его руках конверт-треугольник.

– От мамы.

– Читай вслух, – попросили друзья. – А если что сугубо личное – пропусти.

Алешина мама сообщала, что в Поволжье хороший урожай, а собирать пшеницу трудно: в селах одни старые да малые. «Мимо станции Кумылга, – писала она, – идут поезда с ранеными, и я глаза проглядела: все смотрю, нет ли тебя, Алеша. Когда же увидимся, сынок?»

Алеша отвернулся, скомкал письмо, в глазах его заблестели слезы.

– Ничего, друг, не унывай, – успокаивал я Алешу. – Гитлеру и его армии несдобровать. У нас с тобой «снайперки». И счет у тебя за сорок перевалил…

– Ты об этом напиши матери, – советовали Алеше друзья. – Пусть земляки узнают о твоих боевых делах.

– И что орден Красной Звезды получил.

В подвал вошел старший лейтенант Николай Рыбалко – помощник командира батальона.

– Вы тут сидите! – сердито выпалил он. – А фрицы у нас под носом в футбол играют.

Мы повскакивали со своих мест. Где? Какие фрицы? Какой еще футбол?

– Я не шучу, – сбавил пыл Рыбалко. – Разведчики сообщили. За восточным скатом высоты, в лощине, около дубравы, гитлеровцы играют в футбол. Непорядок!

– Ясно, что непорядок. Но как так? – недоумевал Хромов. – Фронт и… футбол?

Мы направились на северную окраину Демидовки. Траншея вела нас по западному берегу Миуса. В том месте, где траншея, как и река, делает петлю, нам повстречался боец высокого роста с добрыми серыми глазами.

– Куда, хлопцы-снайперы, путь держите? – полюбопытствовал он.

– С фрицами в футбол играть.

Сероглазый боец недоверчиво смотрел в наши лица.

– А табачку нема? – спросил он, убедившись, видно, что ничего путного у нас не выведаешь.

Украинский акцент, слова «а табачку нема?», высокий рост стрелка кого-то мне напомнили. Но кого? Ну конечно же Гринченко! Пантелеймона Гринченко! Это он когда-то стоял в этом же окопе. Весной здесь была в обороне четвертая рота, сейчас – шестая.

Алеша Адров отсыпал сероглазому бойцу махорки, а я никак не мог избавиться от нахлынувших вдруг воспоминаний.

* * *

…Пантелеймон Гринченко. Это был худощавый, с продолговатым лицом боец. Родом он из Ростова, где осталась его многодетная семья. По характеру Гринченко был прямым и открытым, немного даже резковатым. Первое знакомство мое с ним состоялось весной в его стрелковой ячейке. Остановившись, я посмотрел на высокий бруствер:

– Ну и окопчик себе вырыл… Глубокий.

– Это не окоп глубокий, а ты мелкий, – сердито ответил Гринченко.

Он тут же крепко выругался, бросив на землю окурок, от которого отдавало неприятным запахом.

– Табачку даже нет. О чем там думают тыловики наши? Жди, когда доставят…

– Терпения не хватает? – заметил я.

Гринченко посмотрел на меня укоризненно. Безусый боец упрекал его, бывалого фронтовика, в отсутствии терпения.

– Иш ты какой шустрый, – быстро заговорил он, – да знаешь ли ты, что у меня терпения до самого Берлина хватит?

– А почему ругаешься? – не сдавался я.

Гринченко отыскал в кармане помятый клочок бумаги, насыпал какой-то сушеной травы и стал скручивать цигарку.

– На, затянись… – сунул он мне самокрутку. – Горло дерет. Табачку нема, вот и ругаюсь. Может, чиновник какой в тылах завелся? Ты бы, комсорг, поинтересовался…

Вечером, встретившись с комбатом, я рассказал об острой нужде бойцов. А дня через три мы снова оказались в траншее, где была ячейка Гринченко. Он старательно чистил винтовку. Увидев меня, оживился:

  29  
×
×