11  

Кстати, именно с таким яблочным пирогом была связана одна весьма занятная история. Мы тогда жили опять-таки в писательском доме в Астраханском переулке. Я испекла пирог в последний момент перед приходом гостей. И чтобы он остыл, вынесла на балкон, накрыв полотенцем. Идея вполне дурацкая сама по себе, оказалась дурацкой вдвойне. Когда пришел момент подавать пирог, я вышла на балкон.

– Мама, ты взяла пирог? – крикнула я в комнату.

– Даже и не думала!

Короче говоря, пирог искали и хозяева и гости. Но тщетно! Наконец, кто-то догадался глянуть вниз и увидел, что из земли под балконом торчит доска. Я бросилась вниз. Доска действительно торчала из земли, и было понятно – ее туда отправили сверху с большой силой. Все стало ясно, наш балкон от соседнего отделяла стенка из оргалита, впрочем, вполне надежная. Но рядом с ней стоял старенький шкафчик, на который я и поставила пирог. Видимо, аромат пирога был столь соблазнителен, что кто-то из братьев-писателей не смог совладать с искушением. Кто именно тогда там жил, мы не знали, это был другой подъезд. Но зато вы можете составить себе представление о качестве пирога! Кто-то не побоялся на высоте восьмого этажа перегнуться через балконные перила. Голод не тетка!

Выше я уже не раз упоминала папиного фронтового друга из Одессы. Игорь Петрович Гейбер, один из самых очаровательных людей, которых я знала. Высокий, полный, красивый, шумный, от которого исходила невероятная доброта и обаяние. Он совершенно обожал моего отца. И, надо заметить, папа тоже его обожал! Однажды, когда отцу в очередной раз отказали в заграничной турпоездке, я поняла, что сейчас он неизбежно впадет в депрессию и сказала маме: «Увези его куда-нибудь!».

– Куда? – откровенно растерялась мама. – В Одессу! – сообразила я. – Вы оба там не были, сейчас там, наверняка, хорошо (дело было в конце мая).

– Не согласится, – покачала головой мама.

– Папа, хочешь поехать к Изе? – с места в карьер спросила я.

– К Изе? В Одессу? – задумался он. – Да, наверное, единственный человек, которого я сейчас хочу видеть, это Изя! Но как же тридцатое?

Тридцатого мая, в день смерти Бориса Леонидовича Пастернака на даче в Переделкине собирались оставшиеся в живых друзья и родственники. Папа каждый год бывал там.

– А если бы ты уехал в Италию?

– Так то Италия! Юдина будет звонить, – проговорил он с тоской.

– Ничего, я скажу, что ты уехал в Одессу болеть за «Черноморец» !

Это показалось папе настолько диким и смешным, что он согласился.

Мария Вениаминовна Юдина, знаменитая пианистка, не принадлежала к числу людей особенно любимых папой, но зато она любила с ним беседовать и частенько укоряла его за некоторое сибаритство. Сама же она была абсолютным аскетом. Могу предположить, что она никогда даже не слышала о существовании футбольной команды «Черноморец». Полагаю так же, что я не осмелилась бы по молодости лет так ей ответить, но, к счастью, она не позвонила.

Однако вернемся к Гейберу. Кроме массы прочих Достоинств, Игорь Петрович еще и великолепно готовил! В его облике и в манере было что-то раблезианское. К примеру, он потрясающе делал бефстроганов. Являлся к нам с дефицитнейшей говяжьей вырезкой и выгонял всех из кухни. Мама, восхищаясь результатом, панически боялась процесса. Игорь Петрович так вдохновенно отбивал мясо, что ошметки разлетались по всей кухне, и потом их было не так-то легко отскрести от стен. Тем не менее, рецепт был взят на вооружение. Привожу его здесь. Казалось бы ничего оригинального, но вдохновение Игоря Петровича делало это блюдо самым вкусным в мире.

Как-то я гостила у Гейберов в Одессе, и по утрам Игорь Петрович будил меня так:

– Солнце, вставай! Я уже сходил на Привоз и нажарил тебе бычков! Ты любишь бычки?

  11