30  

Разумеется, я собиралась и впредь ездить с геологами в поле, но в силу разных обстоятельств больше у меня не получилось, однако дружбу с Сашкой Живковичем сохранила по сей день, и он все так же элегантно кроет меня матом, что меня нисколечко не обижает, я же знаю, что он тоже меня нежно любит. Иногда по телефону спрашивает: «Тебя там, в Москве никто не обижает?». И я уверена, что это неформальный вопрос, хотя чем он мне поможет из своего Арада?

Хотя кроме Сашки я ни с кем из нашей достославной шестьдесят первой партии сейчас не встречаюсь, но вспоминаю то лето с душевным трепетом. Оно оказалось необычайно важным для меня. Я многому научилась, многое поняла, многому узнала цену. По окончании сезона Сашка спросил: «Слушай, я раньше всех поварих премировал стихами Асадова, но тебе, наверное, это не подойдет? Тебе, наверное лучше Даррелла подарить? „. С чем я согласилась. Книги в то время были жесточайшим дефицитом, а в глухих уральских поселках можно было иной раз напороться на весьма редкие издания. Ах боже мой, что только тогда не было дефицитом! Помню, на Урале получила письмо от мамы: «Мы с папой вчера шли домой от Колхозной. В обувном давали туфли на платформе. И очередь была небольшая. Мы тебе купили, надеюсь, окажутся впору“.

Из экспедиции я вместе с Тамарой Дмитриевной Троицкой возвращалась поездом, а Лорда мне должны были привезти несколько позже самолетом. Своих я не предупреждала, решила сделать сюрприз. Поезд приходил рано утром. Я позвонила в дверь. Открыл мне папа. При виде меня он ошеломленно отступил назад с возгласом: «Катя, ты с ума сошла!». И захлопнул перед моим носом дверь! Но тут же распахнул ее, и выскочившая в прихожую заспанная мама крикнула: «А где же Лорд?».

Там же на Екатерининском бульваре я подружилась с супружеской парой, Милой Каганской и Володей Житницким и с живущей в Риге сестрой Милы Тамарой. Володя – типичный пример инженера-гуманитария, порождение той эпохи, когда мальчику как-то совестно было учиться в гуманитарном ВУЗе. Основные его интересы по сей день остаются в сугубо гуманитарной сфере. А сестры, мои дорогие подруги Мила и Тамара – врачи-психиатры. Сейчас все трое живут в Израиле, и я регулярно их навещаю. Особенно запомнился первый приезд к ним в Реховот. Я приехала в Израиль в гости к своей подруге Любе, о которой речь впереди. По моей просьбе Любка, которая немного знакома с Житницкими, позвонила и сказала им, что у нее есть для них письмо от Кати Вильмонт и завтра она будет в Реховоте, Они обрадовались, дали ей адрес и мы с утра отправились в Реховот, пришли по адресу и Любка позвонила в дверь. Открыла Тамара, не знакомая с Любкой, но предупрежденная о ее визите. Сделав вежливо-приветливое лицо она пригласила ее войти, но тут за Любкиной спиной увидела меня, открыла от удивления рот и вдруг как заорет:

– Мила! Мила! Выскочила Мила, увидела меня и заорала:

– Володя, Володя!

Выскочил Володя и, как человек весьма чувствительный и эмоциональный, начал при виде меня сползать по стеночке. Сюрприз удался на славу!

После бурных объятий, восклицаний и поцелуев нас повели гулять в ныне уже не существующие в Реховоте пардесы – апельсиновые рощи, где впервые в жизни я попробовала апельсин с дерева!

С тех пор я всегда навещаю в Реховоте это нежно мною любимое семейство. Мила и Тата мои верные читательницы. Еще в Москве я нередко обращалась к Миле за медицинскими консультациями. Я не лечусь у психиатров, но обе сестры еще и прекрасные терапевты. Помню, как-то Тамара по телефону из Риги консультировала меня, когда папа свалился с воспалением легких, а лечили его врачи из поликлиники Литфонда, что бывало иной раз опасно для жизни. Я каждый день созванивалась с ней, читала назначения врачей, и только с ее одобрения применяла то или иное средство, выписанное врачами. Слава Богу папа в тот раз быстро встал на ноги именно благодаря Тамаре.

  30