Бойцы с окраины Галактики

Когда довольные, но несколько озадаченные гости разошлись, император и лорд-директор прошли в малый домашний кабинет. Эоней зажег свет и включил личный подавитель. Он был собран и серьезен.

— Ну, Эйзел, что вы надумали?

Лорд-директор извлек из кармана пластинку носителя и с каменным лицом передал ее императору. Тот молча взял ее и углубился в изучение. Лорд Эйзел молча ждал. Император закончил знакомиться с принесенной информацией, хмыкнул, бросил на собеседника заинтересованный взгляд, потом снова принялся просматривать информацию еще раз. Спустя еще десять минут он отложил носитель в сторону и откинулся в кресле.

— Значит, идефикс лорда Эомирена в отношении моей женитьбы на одной из его дочерей становится его ловушкой?

Эйзел молча склонил голову. Император задумчиво кивнул:

— А леди Эсмиель отведена роль красной тряпки?.

Лорд-директор улыбнулся уголками губ. Император усмехнулся:

— Что ж, древний философ Этромней называл это вероятностной воронкой.

Лорд Эомирен благодаря своему статусу в обществе обладает гигантскими возможностями, но исходя из этого статуса он обязан реагировать на события достаточно ограниченным числом способов, и каждый из них ведет его к поражению. — Он сделал паузу. — Я знал, что вы гений, Эйзел, но это…

Лорд-директор понял, что это самый превосходный момент для того, чтобы выразить свое восхищение императором. Но император вдруг задумчиво произнес:

— Послушайте, Эйзел, как вы думаете, если нам действительно удастся перетянуть на свою сторону этих диких аборигенов с окраинной планетки и с их помощью разгромить канскебронов и заслуга леди Эсмиель в этом будет признана бесспорной, можно будет рассчитывать, что великие дома примут ее в качестве императрицы?

Лорд Эйзел, уже раскрывший рот для начала хвалебной, но вполне корректной фразы, замер и несколько мгновений неподвижно сидел, ошарашенно глядя на императора, сидящего перед ним с мечтательным выражением на лице. А потом тихо захлопнул рот.

5

В это утро Эсмиель проснулась рано. Сквозь тонкую мембрану окна, задрапированного изнутри тяжелыми шторами из натуральной материи ручного плетения, пробивались косые солнечные лучи. Девушка еще некоторое время нежилась в постели, полуприкрыв глаза и вспоминая почти сказочные события последней недели. Все происходящее действительно казалось чудом. Еще неделю назад она была «несносной замарашкой» из детской сказки, отринутой светом, и, несмотря на то что любой мужчина в ее присутствии начинал сверкать глазами и выпячивать грудь, одинокой. И ни ее красота, ни ее богатство не могли этого изменить. И вдруг… Эсмиель счастливо вздохнула, потом вдруг припомнила, какое лицо было у леди Эстеринелы, салон которой она посетила вчера вечером, и весело расхохоталась.

Полгода назад леди Эстеринела во всеуслышание заявила, что не допустит, чтобы нога «этой неприличной девчонки» переступила порог ее салона. Эти слова ей потом не раз цитировали и те, кто старался остаться в ее глазах приятельницами, и те, кто, не скрываясь, демонстрировал ей свое презрение.

Поэтому когда после конной прогулки в их отношениях с императором возникла небольшая пауза и девушка как-то от скуки принялась рыться среди кучи приглашений, полученных ею после ежегодного императорского весеннего бала, и, к своему удивлению, обнаружила элегантный конвертик, украшенный радужно переливающимся голографическим вензелем леди Эстеринелы: то просто загорелась желанием увидеть реакцию этой высокомерной снобки на ее появление.

В салоне Эсмиель появилась в самый разгар вечера. Пока она поднималась по огромной мраморной лестнице (естественно, в столь престижном салоне не могло был и речи о гравилифте), хозяйке успели доложить о прибытии гостьи, и та поспешила лично встретить ее в холле. Вокруг леди Эстеринелы, возбужденно блестя глазами, толпились высыпавшие из зала многочисленные гости. Увидев девушку, вызывающе одетую в абсолютно неприемлемый для подобных посещений в приличном обществе, но столь любимый ею костюм для верховой езды, которая стремительно влетела в торопливо распахнутые лакеями помпезные двери, леди Эстеринела в первое мгновение чисто рефлекторно брезгливо поджала губы, но тут же опомнилась и немедленно натянула на лицо приторно сладкое выражение после чего проворковала: