— Ну, пока она ещё не жена!
Дело в том, что дедушка мой влюбился! Влюбился в парижанку, бывшую балерину «Гранд опера». Когда он в последний раз был в Москве, то вел себя как-то странно. Первой о том, что с ним происходит, догадалась Мотька. А в последний день, перед отъездом на очередные гастроли, дед объявил, что собирается привезти в Москву свою невесту — Нину Лаваль. Вообще-то она русская, но родилась и живет в Париже. И вот они скоро должны приехать. Но мама относится к этому с явным недоброжелательством. Я тоже поначалу оскорбилась и возмутилась, но, когда поняла, что мама и тетя Липа заранее невзлюбили парижанку, я для себя решила, что буду на её стороне. Ведь я так люблю деда!
Я уже легла спать, как вдруг вспомнила о «жучках». Мне ужасно не хотелось опять слушать реплики маляров и сантехников, но долг сыщика прежде всего! Я включила магнитофон и, чтобы не заснуть, стала раскладывать пасьянс.
И вдруг мое внимание привлек женский голос. Этого ещё ни разу не было! Я прокрутила пленку немного назад. Сначала голоса слышались невнятно, а потом, видимо, собеседники перешли в кухню, поближе к «жучку». Женский голос спросил:
— А когда же он будет?
— Без понятия, — отвечал уже знакомый мне голос штукатура Семы.
— Но он часто тут бывает?
— Бывает.
— Один приезжает или с женой?
— Жены что-то мы тут не видали. Все сам.
— А это он тут охрану установил?
— Кто же еще! Ясное дело! А вам чего, дамочка, вообще-то нужно?
— Да мне повидать бы его, а подобраться к нему трудно.
— А вы ему кто будете?
— Да никто! Я журналистка, интервью хотела у него взять!
— Журналистка? Так вам не сюда, вам к секретарю его обратиться надо! Если хотите, могу телефончик дать. Мы с ним тоже только через секретаря — если что.
— Спасибо вам большое, записываю! Еще раз спасибо! До свидания!»
Женщина ушла. Через некоторое время я опять услышала голоса. Сема разговаривал со своим напарником:
— Слышь, Илюха, чегой-то мне эта баба не понравилась!
— А че, по-моему, вполне справная!
— Справная-то справная, да на журналистку вроде не похожа. И вопросы у неё какие-то дурацкие!
— А что, дурных журналисток, что ли, не бывает?
— Я вот как рассуждаю: вопросы такие разве что совсем соплюха может задавать, а это уже взрослая баба. Если журналистка — зачем она хозяина тут ищет, неужели сама не знает, что надо к секретарю обратиться?
— Так что ты думаешь?
— Или у неё крыша поехала, или она чего-то замышляет! — Чего?
— Почем я знаю! Но подозрительная бабенка, очень даже подозрительная!
— Так, может, предупредить ребятишек?
— Каких ребятишек?
— Ну, этих, охранников!
— Молоток, Илюха! Давай, иди к ним и все расскажи как есть.
— Да нет, Сема, лучше ты иди, ты чего-то подозреваешь, тебе и карты в руки. Давай, иди!
— Нет, пошли вместе, тем более рабочий день все равно кончается! Соберем манатки и пойдем!»
На этом разговор закончился. Интересно, очень интересно! Я глянула на часы. Поздно, половина двенадцатого. Значит, придется все отложить до завтра, да и то с утра я могу только с Мотькой поделиться новостями. Одно хорошо — рабочие предупредят охрану. Что же это за женщина? Действительно нерасторопная, начинающая журналистка, бывшая возлюбленная Феликса или подосланная его врагами убийца? Но для убийцы она слишком уж неосторожна и неумна. Сема прав. И для журналистки — тоже. Значит, скорее всего бывшая возлюбленная. Но и бывшая возлюбленная тоже может быть убийцей! А вдруг она хочет свести с ним счеты? Или она сошла с ума от любви к нему? Меня бы это не удивило! Я с нежностью взглянула на розы, все ещё стоявшие у меня на столе.
Утром я, выскочив из дому раньше обычного, помчалась к Мотьке — обсудить впечатления.
— Подумать надо, — сказала Мотька, выслушав мой рассказ. — Конечно, может быть, это зацепка, а может, и вовсе ерунда. Черт, с одной стороны, полезная штука эти «жучки», а с другой, если мы узнаем что-то важное, как мы объясним, откуда информация?
— Да-а! — глубокомысленно проговорила я.
— Вот то-то и оно! Опять мы в дурацком положении, как тогда — с Альбининой квартирой. Знаем много, а сказать не можем!
— Пока что мы ничего не знаем
— Слушай, а какой голос у этой женщины был?
— В каком смысле?
— Ну, культурный или простой совсем?
— Да нет, обычный. А что?
— Понимаешь, мне кажется, что у его жены или подруги голос должен быть такой…