Прощание с кошмаром

Белогуров помнил все. Он, как последний кретин, грохнулся в обморок там, в подвале. Егор и Женька вытащили его в холл. Он пришел в себя уже на кожаном диване. А рядом сидел Чучельник. И футболка его была вся в крови…

— Не забудь переодеться, — прошептал Белогуров. Язык был как свинцовая гиря.

Чучельник лишь слабо улыбнулся в ответ. И не спускал глаз с Белогурова.

— Иди, иди от меня, пойди умойся! Ты на свинью похож… Оставь меня в покое! — Белогуров пытался подняться.

Чучельник и ухом не повел. И с места не тронулся. Лишь вытер рукой лицо, словно ему было нестерпимо жарко.

Этот же самый жест повторил в кабинете следователя Ластикова и сам Белогуров, хотя ему не было жарко. Впрочем, и нервный озноб его тоже не бил. Сердце не екало в груди, душа не дрожала, нет — и внешне, и внутренне вроде бы ничего в нем не изменилось. Да, он увидел Костьку Крайнева. Здесь, в этих негостеприимных стенах. И они переглянулись, как заговорщики. Ну и что с того? А разве не было ему, Ивану Белогурову, ясно с самого начала, что убийство Пришельца — столь демонстративное и устрашающее — не может пройти незамеченным для этих «суклегавых», так, кажется, называют их в кругах, «близких к дяде Васе», еще по старинке? Что ж, если они, эти суки, спросят его, Ивана Белогурова, о Крайневе, о Салтычихе, о Пришельце и… Он ответит… Итак, что же он им ответит?

Белогуров залпом допил коньяк: седьмая рюмка. И он пьян, как.., сапожник? Нет. Как водопроводчик? Тоже неудачное сравнение… Как свинья? Свиньей был Чучельник в своей окровавленной футболке… А ему, Ивану Белогурову, интеллигенту, мальчику из хорошей московской семьи, знающему наизусть Пруста и Джойса, умеющему со вкусом потолковать о фрейдизме, экзистенциализме, буддизме, постмодернизме, ташизме, дадаизме, примитивизме, конструктивизме и.., еще сотнях разных «измов», просто не пристало…

Зазвонил «мобильный». Феликс Михайленко — собственной персоной — надо же… Улетает, прощается. Когда? Уже сегодня, сейчас — звонит из Шереметьева? Какой рейс?

— Иван, да ты пьян, что ли? — Феликс хмыкнул. — Ты еле говоришь!

— Все нормально. Я пьян. И я счастлив, как.., как тот твой римский легионер…

— Ты ничего мне не хочешь сказать, Иван? Я могу на тебя рассчитывать?

— Можешь. Какие сомнения? Подарочек будет, будет тебя ждать… Я узнал. Я все уже узнал у нашего сведущего господина Табаяки. И Сингапур есть Сингапур, Феликс. Там все есть. Абсолютно все, как в Греции..

— И больше ты ничего не скажешь мне на прощание? Уже объявили посадку.

— Только не умирай. Пожалуйста.

— Что? — Голос Михайленко вдруг сел.

— Не умирай, живи, я тебе сказал! Оп-перация — дрянь, пустяки, п-перекроят морду — а ты терпи… Живи, понимаешь? Живи хоть ты. Живи, слышишь?!

Он чересчур повысил голос — и заметки недоуменный брезгливый взгляд бармена. Такой же, как у того ублюдка Чучельника тогда… Брезгливость — вот что он, Белогуров, столь явно прочел во взгляде Создания там, в холле, на кожаном диване…

— П-понял… Извини, друг, погорячился, п-приятель такой бестолковый, — Белогуров развел руками, улыбнулся бармену. — Еще одну, а? И все, финита. А от-тсюда можно вызвать т-такси?

Снова сработал «мобильный».

Белогуров сначала не понял — а это кто? Вежливый голос. Что за ведьма еще? Чугунов? Кто такой Чугунов? Ах, этот спившийся ублюдок… Говорит его личный секретарь? Берут вещь? Согласны? Ах да, понял, понял… Он тоже с-согласен… Рад, чрезвычайно рад с-сотрудничеству… П-польщен…

После секретарши Чугунова трубку взял какой-то мужик: хрипловатый ленивый баритон. Ах, этот хлыщ, с которым они виделись сегодня на Крымке.., телохран Чугунова. Телохран, как и Пришелец, как и Пекин… Этакое странное везение на телохранов!

Белогурову было плевать, что этот тип там болтает. Коньяк уже плескался в нем, как жгучее озеро. И хотелось утонуть там навеки. Утонуть — и никогда не всплывать.

27

ОТ РАССВЕТА ДО ЗАКАТА

Этот день от рассвета до заката они все провели по-разному. Кате, например, день этот не принес ни новостей, ни радостей жизни — одни волнения и хлопоты. В Подмосковье случилось новое громкое убийство: на пороге собственной квартиры был расстрелян директор межрегиональной нефтеналивной базы. И телефоны в пресс-центре не умолкали. Из района Катя вернулась уже под вечер. Впечатления последних часов, дней, недель наслаивались одно на другое: ни конца — ни начала. И ясности никакой. И только кровь, смерть и снова кровь…