44  

Убеждение в этом было столь сильно, что никто, даже самый ушлый купец, обмануть меня не рисковал. Нет, совсем уж, так сказать, стопроцентно честным никто из них не был. Тут природу человеческую хрен переделаешь. Но максимум, на что их хватало, это на какой-то срок, месяц, два, полгода, задержать выплаты моей части доходов в тех купецких товариствах, в которых я имел долю. А доли я имел практически во всех, даже в Строгановском. Причем только в нем единственном я имел долю менее половины. Да и это было моим решением… в знак признательности за долгое и плодотворное сотрудничество. Впрочем, возможно, еще одной причиной являлось то, что вся отчетность в этих товариствах была поставлена по принципам двойной бухгалтерии, уже разработанным здесь Лукой Пачоли[23]… ну и изрядно усовершенствованным мной. Уж в чем в чем, а в бухгалтерии и финансовой отчетности я собаку съел. А возможности Митрофановых псов также были широко известны, да еще и молвой шибко преувеличены. Некоторые их даже снова «опричниками» именовать начали, хотя общая численность персонала Митрофановой службы составляла всего-то пятьсот человек…

И вот ведь как человеческая природа устроена? Ежели мы чего считаем полной и окончательной истиной, то подтверждения тому непременно и все время находятся. Так и обо мне в народе регулярно появлялись истории, как о каком-нибудь Ходже Насреддине, ну или Иване-дураке, если уж брать русский аналог, снова и снова подтверждающие эту самую мою богоизбранность. И ведь не скажешь, что ни одна из них совсем уж под собой почвы не имеет. Скажем, того мужика-устюжанина я действительно отправил в цареву лечебницу, где его действительно подняли на ноги. Но мои дохтура, а не я, и недели за две, а не наложением рук и единой молитвой. Так нет же, все наизнанку вывернули. Более того, сам мужик направо и налево рассказывает, что все именно так и было: мол, я руки наложил, короткую молитву прочитал — и все как рукой сняло. Адохтура, мол, потом все это время его, наоборот, мучили и в строгости держали, чтобы, мол, перед царем свою полезность оправдать. А я ведь просто рефлекторно руку ему на лоб положил, ну чтобы температуру узнать, блин, ну сами же так часто делаете ведь…

Уже поздно вечером, закончив с приемом и озадачив Митрофана насчет Кузьмодемьянского воеводы, да и остальных тоже, я стоял под душем, закрыв глаза и думал: а на хрена мне это все? Тоже мне, блин, царь! Слава богу, синод зеркала запретил (а в обмен я вырвал у него разрешение для медицинской кафедры будущего университета проводить препарирование трупов, правда, по строгим правилам и в присутствии священника), а то налюбовался бы я сейчас на свою синюю и измученную физиономию. Где, блин, балы, охоты, дамы, юнкера и все такое прочее? Я ж ведь собирался пожить здесь долго и весело. Прямо по-царски! Ну и что? Где оно это все? Да я вообще забыл, когда последний раз на Настену залезал, и ведь, блин, не тянет! Только выспаться мечтаю…

Я вздохнул. Ладно — не хрен ныть. Хотел спокойной жизни — надо было линять за границу, как вначале собирался. А уж если впрягся, то зубы стисни — но тяни! Иначе не хрен было даже замахиваться…

7

Я стоял у ворот, окруженный нарядно одетыми боярами и отрезанный от столь же нарядно одетой толпы ровными шпалерами моих кирасир в начищенных доспехах и алых парадных плащах с нашитыми на них величественными двуглавыми орлами во всю спину. Таковых здесь было ровно четыре сотни… по числу всех изготовленных на данный момент в моих мастерских комплектов доспехов. Более не было… Далее стояли одетые в парадные красные кафтаны московские стрельцы с ярко начищенными бердышами. Над празднично сиявшей золотыми куполами Москвой, что раскинулась за моей спиной, плыл малиновый звон колоколов сотен московских храмов, слегка заглушая возбужденный гул толпы. Рядом стоял патриарх, а чуть далее несколько группок людей в европейской одежде. От одной из таких группок сейчас отделился человек и двинулся в мою сторону. Святейший Игнатий тут же насупился и, наклонившись к моему уху, даже не зашептал, а зашипел:

— Не понимаю, государь, как ты этого безбожника терпишь!

Я усмехнулся. Патриарх к моему университету и особенно к его ректору дышит очень неровно. Несмотря на то что самой мощной кафедрой в нем была именно богословская. Впрочем, надо признать, что с университетом я слегка лоханулся. Ну да кто же мог знать, что существенная часть наиболее продвинутых ученых этого времени, как, например, тот же Ян Баптист, возглавивший в университете кафедру химии, окажутся каббалистами и мистиками. Ох уж эта интеллигенция… вечно вляпаются то в лужу, то в говно. Ну нет, нет во всем этом никаких тайных истин. Были бы — не возникало бы необходимости просто и тупо двигать науку и технологии. Но им поди объясни! Уверены ведь, что вот-вот нащупают во всей этой мишуре нечто, что раз — опля! — даст им невиданную силу и невероятные знания, которые моментом осчастливят все человечество, кое, благодарное, немедленно окружит их имя всеобщим почетом и уважением и воздвигнет им самый большой и красивый памятник. Не то что этим глупым и бестолковым королям и кровавым убийцам-полководцам, кои приносят людям только беды и страдания.

  44  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×