Царь Федор. Орел расправляет крылья

Наконец где-то к шестому дню чаша весов мало-помалу стала склоняться-таки на сторону делегации Святого престола. Сначала это было не слишком заметно. Ну подумаешь, православная галерка все чаще и чаще начинала взрываться криками, вступая в полемику вместо слегка растерявшегося выступающего. Или наши полемисты все чаще выходили против одного из католиков по трое-четверо подряд, что означало, что у них гораздо быстрее исчерпываются аргументы. Нет, никакого отношения к истинности посылов и точности аргументов это не имело. Просто в делегации Святого престола, как я и предполагал, оказались более опытные полемисты, способные запутать оппонента, завести его в дебри софистики, заставить сбиться, потерять нить… В конце концов, Римская церковь вела активную полемику с протестантами уже более ста лет, да и вообще практика публичных дискуссий была в ней широко распространена. Православные же серьезно срались исключительно между собой, скажем, во времена противостояния нестяжателей и иосифлян, или вот только что…

А потом это стало очевидным не мне одному. И грянул гром…

В тот момент сидевшая рядом со мной Генриетта Мария, также наконец-то уловившая, что представители Святого престола одерживают верх, и до того момента не слишком прислушивавшаяся к уже не столько спорящим, сколько бранящимся святым отцам, внезапно замерла, навострив ушки. А спустя минут пять, радостно улыбнувшись, повернулась ко мне.

— Теперь вы видите, ваше величество, что католический канон воистину единственно верен.

И тут меня взяла такая злость… Причем не столько даже на католиков, а на своих. Просто… нет, ну как мне про срам или благолепие втирать или там друг с другом лаяться, едва раскол не учинив, — это, значит, можем, а как латинянам отпор дать — так кишка тонка? И я, даже не слишком поняв почему… ведь ну совершенно не собирался же влезать, так что это было чисто спонтанное действие, вскинул руку.

Ее заметили не сразу. Доминиканец из числа подчиненных кардинала Джеронезе еще с минуту победоносно сотрясал воздух громкими пассажами, но игравший сегодня роль «судьи на ринге» граф Ольмшуц прервал его излияния движением руки и вежливо обратился ко мне:

— Вы желаете что-то сказать, сир?

Я вежливо кивнул, чувствуя, как у меня на скулах наливаются желваки.

— Я думаю, что мы должны предоставить слово нашему гостеприимному хозяину, — учтиво произнес граф, обращаясь к участникам диспута.

Ответом ему было согласное молчание.

— У меня вопрос, — начал я, поднимаясь. — Но прежде, чем его задать, я хочу уточнить некоторые моменты. — Я развернулся в сторону папской делегации. — Насколько я знаю, одним из строжайших требований католичества является непременный целибат духовного лица. Это так?

Ответил мне сам кардинал:

— Несомненно это так, ваше величество. И это является одним из основных наших…

Я не дал ему закончить:

— А что является определяющим в отношении Римской церкви к духовному лицу, нарушившему данное правило? Ритуал, проведенный либо нет церковью, после которого они начинают считаться мужем и женой, или сам факт сожительства мужчины с женщиной и появления у оных совместных детей?

В римской делегации засуетились. Факты массового нарушения целибата высшими иерархами католической церкви, скажем, в той же Священной Римской империи германской нации, существенная часть князей которой были архиепископами, что совершенно не мешало им вести светский образ жизни, развлекаясь пирами, охотами и напропалую заводя любовниц, были общеизвестны. Так что к ответу на данный вопрос надо было подходить довольно осторожно. Однако кардинал твердо и однозначно ответил:

— Ну конечно факт. Нет необходимости совершать никаких ритуалов, если имеется сам факт сожительства и уж тем более наличие совместных детей.

— Тогда как мог Родриго Борджиа, кардинал-непот папы Климента III, человек, лично признавший и даже приблизивший к себе… да по существу правивший своей епархией, а затем и Римом вместе с сыном, Чезаре Борджиа, которого прижил с Ваноццей деи Каттеи еще во времена своего кардинальства, быть избранным папой Александром VI?

Это заявление произвело эффект разорвавшейся бомбы. В палате повисла абсолютная тишина. Все потрясение смотрели на меня. Большинство были буквально ошарашены подобным заявлением. В этом времени люди уделяли не слишком много внимания изучению истории. Ну кому интересно знать, что там произошло в старое время? Прошло — да и хрен с ним. Даже изучая сочинения Галена и Гиппократа, люди слабо представляли, что и как происходило в те времена. Им казалось, что все было приблизительно так же, как и сейчас (что не так уж далеко от истины, но, конечно, не настолько близко, как им казалось). Недаром на картинах многих художников эпохи Возрождения античные или библейские герои зачастую предстают в средневековых одеждах. Ну не знали художники, в чем ходили люди в те времена, когда происходили легендарные события, да и даже если знали — это их просто не слишком волновало. А уж если некто могущественный, вроде Святого престола, желал что-то скрыть… это было похоронено прочно и, как казалось, навечно.