Келли и Максуэлл безумно влюблены друг в друга. Впереди у них море...
У молодой спортивной журналистки Антони Филлипс были серьезные личные...
— Снаряжение? — удивился Володька.
— Да! Нам сегодня во что бы то ни стало надо Вальчика выследить. Вот возьмешь уоки-токи, бинокль…
— Ну вы и стервы! До сих пор ничего мне не показывали. Ого, какой бинокль! Он же бешеных денег стоит! Откуда это у вас?
— Дед подарил! — гордо сказала я.
— Ладно, идите себе, а я тут пока вашим снаряжением займусь.
— Смотри, не сломай! — предостерегла его Мотька.
— Еще чего! — обиделся он.
Мы не спеша брели по пустынным в субботу улицам.
— Ась, знаешь, что я думаю, надо нам как-то внешность изменить…
— Зачем?
— Как зачем? А если Вальчик приметил нас?
— Не думаю!
— И все-таки! Мало ли что.
— Опять, что ли, парики напяливать? А где мы их возьмем?
— Да нет, можно и без париков. Хватит и просто головных уборов.
— Каких еще уборов?
— К примеру, я кепочку твою красненькую надену, ты ее все равно не носишь, а ты — Женину шляпу, соломенную. Тебя под ней совсем видно не будет!
— Хорошая идея! Но тогда и Володьке надо что-то на себя напялить. Его Вальчик тоже вполне мог заметить.
— Конечно! Давай сейчас Володьке позвоним, пусть еще и шляпы захватит!
Мы позвонили Володьке. Он, конечно, развопился.
— Что я вам, носильщик! Не могли вовремя скумекать. И вообще надо что-то другое придумать. Вечером в соломенной шляпе ты будешь полной дурой выглядеть. Возвращайтесь-ка скорее, вместе подумаем.
И мы решили вернуться — дело прежде всего! Искупаться мы еще успеем.
Дома Володька сразу заявил:
— Я тут подумал, вряд ли Вальчик мог нас в чем то заподозрить, но приметить мог запросто. И если увидит нас снова, тут ему в голову могут прийти разные нехорошие мысли. Вы в чем первый раз были?
— В шортах и майках.
— Значит, сейчас никаких шортов! Юбки, платочки.
— У меня юбки нет! — сказала я.
— Вообще? Ни одной? — удивился Володька.
— Ни одной! Я их не ношу.
— Моть, а у тебя тоже нет?
— Есть одна!
— Тьфу! Тоже мне, девчонки — на двоих одна юбка! Ладно, ты, Матильда, надевай юбку» а я сейчас! Мать, можно тебя на минутку? Слушай, ты не дашь Аське свою розовую юбку? У нее с собой ни одной нет.
Женя, опять уже засевшая за компьютер, с рассеянным видом принесла свою юбку из розовой марлевки.
— Вот, примерь!
Юбка была на резинке и доставала мне до щиколотки.
— Я в ней похожа на пугало!
— Ничего подобного! Тебе очень даже идет! — возразил Володька.
— А что я сверху-то надену?
— Беленькую рубашку, — подсказала Мотька, — и босоножки. Здорово! Тебя бы и мать родная не узнала в таком виде.
Мотька тоже напялила юбку с блузкой.
— А как же кепочка? Она сюда не пойдет!
— Не надо никаких кепочек. Это вы еще успеете! Очки! Да, можно очки! Они вас совершенно изменят. Вот, возьмите мои старые!
— Но мы же в них ничего не увидим, только голова закружится, — заявила Матильда. — Уж лучше темные надеть!
— Тоже верно! О! Вид у вас, надо сказать, причудливый. Но зато совсем-совсем другой. Вальчик вас ни за что не узнает.
— А ты? — спросила я. — Тебе ведь тоже надо что-то изменить.
— А я как раз надену красный кепарик и другие очки! И кожаную куртку!
— Не запаришься?
— Пар костей не ломит!
Взглянув на часы, мы поняли, что купаться нам сегодня уже не успеть. Слишком долго мы провозились с юбками. А завтра мы едем в Иерусалим. Когда еще теперь мы искупаемся, ведь в понедельник у нас встреча с Курицей…
В четверть восьмого мы были на Рамбаме, в половине восьмого появился бледный, как смерть, Арье. Окинув взглядом кафе, он сел за столик. Мы тут же устроились по соседству. Минут через десять появился Вальчик в сопровождении какого-то детины довольно устрашающего вида.
— Шалом, Арье!
— Шалом! — мрачно ответил тот и, кажется, побледнел еще больше.
— Вот, познакомься, это мой кореш, Витек.
Арье молча кивнул. Вальчик и его кореш уселись за столик.
— Витек, будь другом, принеси пивка на всех и закажи чего нибудь пожрать.
Витек отошел к стойке.
— Ну что, Арье, скажешь?
— Вот, возьми! — И Арье выложил на столик толстый конверт.
— Неужели собрал?
— Здесь семь тысяч. Еще три отдам в среду.
Вальчик заглянул в конверт.
— Семь тысяч всего? Так не пойдет. Мое слово твердое. Значит, во вторник полетишь в Москву. Все, эти бабки я забираю, а три штуки отработаешь, и тогда мы в расчете!
— Но ведь ты говорил, если я полечу, ты долг простишь, а теперь и деньги забираешь, и я еще лететь должен? — задохнулся Арье. — И это называется твое слово твердое?