В половине восьмого проснулась Мотька.
— Ась, — сказала она, едва продрав глаза, — а ведь это предпоследнее утро здесь.
Как жалко! Я, конечно, по маме соскучилась, но уезжать неохота. И на Мертвое море мы не попали.
— Ничего, Матильда, мы с тобой спасем еще парочку банкиров и завалимся сюда на целый месяц! Что нам стоит?
— А что? В Москве этих банкиров, как собак нерезаных. Запросто спасем! Жалко, конечно, что Арье не банкир.
— Ну, что сегодня будем делать?
— А что в субботу тут сделаешь? Пойдем на пляж, погуляем, потом опять на пляж сходим, а вечером что-нибудь придумаем. Не знаю, как я теперь без моря жить буду! Я, наверное, в прошлой жизни рыбой была!
Когда мы завтракали, в кухню приплелся заспанный Володя.
— Бабы, вы, конечно, на пляж?
— Ясный перец!
— И не лень пешком туда тащиться?
— Не лень!
— А я, пожалуй, еще посплю! — и, отправив в рот сразу три печенья, он удалился.
Рано утром в субботу на улицах было совсем пустынно. Мы шли молча, наслаждаясь напоследок ласковым солнцем.
— Ой, Аська! Надо завтра не забыть в море монетку бросить!
— Интересно, какую монетку надо бросать, здешнюю или нашу?
— А давай по две бросим. Чтобы уж железно сюда вернуться!
— Хорошая идея! — засмеялась я.
Обычно оживленная, шумная улица Алленби была пуста. Все закрыто. Народу — никого. Даже у шука Кармель все словно вымерло.
— Ась, а может, нам Косте позвонить? — немного погодя спросила Матильда.
— Косте? Зачем? — удивилась я.
— Подстраховать Курицу!
— Каким образом?
— Ну, Костя отцу расскажет все (Костин отец — следователь РУОП), и даже если у нас ничего не выйдет и ее задержат, по крайней мере, будет известно, что она — жертва шантажа!
— Да ты что! Даже думать нельзя о таком варианте!
— Почему?
— Да потому, что пока Костя папе своему объяснит, пока папа с таможней свяжется… представляешь себе, чего Курица успеет натерпеться, не говоря уж о том, что Костин папа может вообще во все это не поверить, сама подумай, какие-то девчонки звонят из Тель-Авива, чего-то городят про наркотики…
— Ты права, я дура!
На пляже не было ни души. Мы с восторгом кинулись в воду. Потом вылезли и растянулись на песке. И вдруг услыхали голоса:
— Гляди, Клав, по-моему, те самые девчонки!
— Вроде да!
Я подняла голову. Неподалеку от нас расположились Клава с Томкой. На ловца и зверь бежит. Может, что-то интересное услышим. Дамы переоделись и довольно долго решали вопрос, идти ли им сейчас в воду или сперва немного пожариться на утреннем солнышке.
— Мотька, — прошептала я, — идем в воду, чтобы они не подумали, что мы за ними…
Мы вскочили и бросились в воду, делая вид, что не замечаем их. В воде мы издавали самые невероятные возгласы на несуществующем языке.
— Мотия, кармагель! — вопила я.
— Хора, лупендрон! Куша ботана мур?
— Мур! Мур!
Когда-то в раннем детстве мы с Мотькой обожали играть «в иностранцев». Мы часами могли нести всякую околесицу на якобы иностранном языке. Теперь это умение нам пригодилось. В жизни все может пригодиться, даже лупендрон.
Вскоре дамы тоже влезли в воду. Но абсолютно ничего интересного не сказали.
Потом, уже лежа на песочке, мы услышали:
— Клав, на каком языке эти девчонки болбочут?
— Да кто их знает, но вообще-то похоже на венгерский.
Мы чуть со смеху не лопнули. И вдруг Клава спросила:
— Томка, а ты к Марику на день рождения идешь?
— Не-а, я же завтра опять в Москву лечу.
— Разлеталась ты!
— Ой, не говори! Надоело до смерти! Но тут у нас такие дела творятся…
В этот момент я увидела, что по пляжу к нам направляется Аркашка. Сейчас он нас окликнет, и тогда все пропало… Я сорвалась с места и как дунула по песку! Подлетев к обалдевшему от моей скорости Аркашке, я зашептала:
— С нами ни слова по-русски!
— Понял! — отозвался Аркашка, окинув взглядом пляж.
Мы с ним не спеша направились к Матильде. По-моему, Аркашка положил на нее глаз.
— Шалом!
— Шалом!
Он бросил сумку на песок.
— Пошли в воду! — прошептал он. Заплыв подальше, мы наконец могли поговорить.
— Я позвонил, мне Вовкина мамаша сказала, что вы на пляже, а Вовка дрыхнет. Предлагаю сейчас пойти ко мне, мои уехали в Беер-Шеву, так что мы с Маратом одни, хоть поговорить нормально сможем.
— А Марат — это кто? — спросила я. — Твой брат?
— Нет! — заржал Аркашка. — Это мой пес! Но он мне как брат!