Чужак в стране чужой

К самому доктору Харшоу это не относилось — попытки пить с Майком более-менее вровень притупили его способность ясно выражать свои мысли, не помог и многолетний опыт тщательного проспиртовывания. Услышав «А как у тебя это получилось?», Майк решил, что вопрос относится к сегодняшнему уничтожению полицейского отряда, — и снова почувствовал некоторую вину. Он попытался объяснить происшедшее и даже начал было просить прощение.

— Сынок, — прервал его Джубал, сообразивший наконец, о чем идет речь, — я ничего такого и знать не желаю. Ты сделал, что надо, — и все сделал потрясно. Но только… — он тупо поморгал и предостерегающе покачал пальцем… — только ничего мне не рассказывай. И никому ничего не рассказывай.

— Не рассказывать?

— Не рассказывай. Самая потрясная штука, какую я видел, — если не считать того раза, когда мой двухголовый дядя сам с собой поспорил про свободное серебро, сам себя расколошматил в пух и прах и сам с собой отметил это выдающееся событие. Объяснение только все испортит.

— Я не грокаю этого.

— И я тоже. Давай лучше выпьем.

Начали прибывать репортеры; каждую новую группу гостеприимный Джубал встречал сообщением, что они могут делать что угодно — есть, пить, отдыхать, развлекаться, — но только не лезть ни с какими расспросами ни к нему самому, ни к Майклу.

Ослушников закидывали в бассейн.

Обряд совершали Ларри и Дюк, которых Джубал все время держал под рукой на этот самый случай. Кое-кто из окрещенных приходил в ярость, другие же, напротив, с фанатическим энтузиазмом прозелитов присоединялись к крестильной команде. Только своевременное вмешательство Джубала помешало им окунуть ведущего липпмена «Нью-Йорк Таймс» по третьему разу.

Время шло уже к полуночи, когда Доркас отыскала посреди всего этого мокрого безобразия Джубала и шепнула:

— Начальник, к телефону.

— Спроси, чего надо, и запиши куда-нибудь.

— Нет, тебе нужно подойти.

— Уговорила. Вот возьму сейчас топор и подойду. Давно хотел посчитаться с этой железной девой, а сейчас самое подходящее настроение. Дюк, тащи топор.

— Начальник, это тот самый человек, с которым ты сегодня долго разговаривал.

— Во как. Чего же ты сразу-то не сказала?

Джубал поковылял наверх, запер за собой дверь кабинета и подошел к телефону.

На экране красовался какой-то очередной секретарь, но его тут же сменил сам Дуглас.

— Вы очень долго шли к телефону.

— Это мой телефон, мистер Секретарь. Иногда я и вообще к нему не подхожу.

— Весьма похоже. Почему вы не сказали мне, что Какстон — алкоголик?

— А он алкоголик?

— Вне всяких сомнений! И у него был глухой запой. Отсыпался в Соноре, в какой-то ночлежке.

— Очень рад услышать, что его нашли. Благодарю вас, сэр.

— Его арестовали за бродяжничество. Но в суд дело не пойдет — мы отдадим его вам, с рук на руки.

— Я в долгу перед вами, сэр.

— Не велик подарочек. Грязный, небритый и несет от него, говорят, как из пивной бочки. Получите его в первозданном виде и сами убедитесь, что это за тип.

— Да, сэр. Когда можно его ожидать?

— Из Ногалеса вылетела курьерская машина; четыре звука, так что скоро будет у вас. Пилот сдаст его под расписку.

— Хорошо, сэр.

— А дальше я умываю руки. Надеюсь, вы и ваш клиент явитесь на переговоры, а уж как поступить с этим пьяным клеветником — решайте сами.

— Согласен. Когда?

— Завтра в десять?

— «И делу бы конец». Согласен.

Джубал спустился и вышел наружу.

— Джилл! Скорее сюда!

— Сейчас, Джубал.

Следом за подбежавшей Джилл появился один из репортеров.

— Кыш, — отмахнулся от него Джубал. — У нас разговор конфиденциальный. Семейное дело.

— Чьей семьи?

— Твоей. Еще три секунды, и в ней будет покойник. Чеши отсюда.

Репортер ухмыльнулся и исчез.

— С ним все в порядке, — одними губами сказал Джубал.

— Бен?

— Да. Его скоро привезут.

— Господи, Джубал!

Из глаз Джилл хлынули слезы.

— А ну-ка прекрати. — Джубал взял ее за плечи и крепко встряхнул. — Марш в дом и сиди там, пока не придешь в божеский вид.

— Хорошо, начальник.

— Пореви в подушку, а потом умойся. — Он вернулся к бассейну. — Тихо, все. У меня объявление! Мы были очень рады всех вас здесь видеть, но хорошенького понемножку. Лавочка закрывается.