Чужак в стране чужой

Впрочем, Фостер не испытывал к девственницам особо теплых чувств — только уважение профессионала к другому профессионалу, хорошо справляющемуся со своей работой. Он еще раз взглянул на миссис Пайвонскую. Вот с таким сотрудником работать — одно удовольствие. Ох, Патриция ты, Патриция! Искрящаяся страстной, плотской благостностью…

29

— Ну и что теперь? — спросила Джилл, когда дверь за Патрицией закрылась.

— Уедем, какой смысл здесь засиживаться. Ты вроде читала кое-что по аномальной психологии.

— Да. Поменьше тебя, но читала.

— В таком случае ты понимаешь символическое значение татуировки. И змеи.

— Конечно. Все было ясно с самого начала. Я надеялась, что ты сможешь найти к ней подход.

— Я не мог, пока мы не стали водяными братьями. Секс — полезное благо, но не всегда, а только при совместимости, при взращивании близости. Если бы я сделал это без взращивания близости… в общем, не знаю.

— Я грокаю, что ты просто не смог бы. Потому-то я тебя и люблю — и не только потому.

— А я все еще не огрокал «любовь». Джилл, я ведь и «людей» не грокаю. Но я не хочу, чтобы Пэт уходила.

— Так задержи ее. Пусть она будет с нами.

(Сейчас ожидание.)

(Знаю.)

— Сомневаюсь, — добавил Майкл, — чтобы мы могли бы дать Пэт все, что ей нужно. Она хочет отдавать себя всем, все время. Счастливые встречи, змеи, лохи на карнавале — этого ей мало. Она хочет возложить себя на алтарь, отдаться всему миру — и сделать счастливыми всех. Вот, это самое Новое Откровение… другие люди находят в нем что-то совсем другое, но Пэт понимает его именно так.

— Да, Майк. Хороший мой.

— Пора уходить. Выбери себе платье, возьми сумочку, а остальное я подчищу.

Джилл хотелось бы сохранить кое-что из вещей, но Майкл всегда переезжал налегке, грокал, по всей видимости, что ей тоже так нравится.

— Я надену вон то, синее.

Синее платье выплыло из шкафа и само натянулось на поднявшую руки Джилл, затем застегнулась молния. Забавно ступая по полу, подошли туфли; она сунула в них ноги.

— Ну все, готова.

Майкл уловил общий дух промелькнувшей у нее мысли, но не смысл, смысл этот совершенно не укладывался в марсианские понятия.

— Джилл, ты хочешь, чтобы мы задержались здесь и вступили в брак?

Джилл на мгновение задумалась.

— Ничего не выйдет, сегодня воскресенье.

— А завтра? Я грокаю, что тебе бы понравилось.

— Нет, Майк.

— Почему нет?

— Мы не станем от этого ближе. Мы уже разделили воду — и в марсианском смысле, и в английском.

— Да.

— Так что причины жениться у нас нет, а причина не жениться есть. Не хочется, чтобы Доркас, Энн, и Мириам, и Пэтти подумали, будто я хочу отодвинуть их в сторону.

— Джилл, ни одна из них такого не подумает.

— Не подумают, но не хочется и рисковать, тем более что мне этого совсем не нужно. Мы уже поженились, в больничной палате, сто веков тому назад. — Она чуть замялась. — Я бы хотела другого, но самому тебе, конечно же, не догадаться.

— Ты скажи, Джилл.

— Ты мог бы называть меня какими-нибудь ласковыми именами, вроде как я тебя.

— Хорошо, Джилл. А какие бывают ласковые имена?

— Ох, Господи, — Джилл клюнула его губами в щеку. — Знаешь, Майк, ты — самый хороший, самый ласковый человек, но ты одновременно и самое занудное на Земле — а может и на Марсе — существо. Ладно, не знаешь и не знай. Просто называй меня иногда «маленьким братом», у меня от этого дурацкого прозвища мурашки по коже.

— Хорошо, Маленький Брат.

— Ох, Господи, идем-ка мы отсюда, пока я не затащила тебя в постель. Встретимся внизу — я пойду, расплачусь за номер.

Джилл торопливо вышла.

Джилл и Майкл сели в первый же отправлявшийся автобус, даже не поинтересовавшись, куда он отправляется. Через неделю они заехали домой, пробыли там несколько дней и исчезли, не прощаясь, — Майкл считал этот обычай бессмысленным и придерживался его только с посторонними.

Вскоре они оказались в Лас-Вегасе; Майкл углубился в изучение азартных игр, а Джилл устроилась статисткой в шоу. Ни петь, ни танцевать она не умела, но в этом западном Вавилоне ничего такого и не требовалось, вполне достаточно было дефилировать, улыбаясь, по сцене в роскошном наряде, состоявшем из невероятной высоты цилиндра и узкой золотистой ленточки, которая якобы что-то там прикрывала. Джилл не любила оставаться одна, безо всякого дела, а Майкл легко устраивал ее на любую приглянувшуюся работу. Сам же он был крайне занят, ведь казино не закрываются ни днем, ни ночью. Майкл строго держался установленных Джилл пределов и много не выигрывал. Выдоив каждое из лас-вегасских казино на несколько тысяч, он тут же его покидал, не позволяя себе играть по-крупному, а под конец попробовал работать крупье. В движении шарика он не вмешивался, а только изучал людей, пытаясь прогрокать, зачем они играют. Он грокал мощное влечение, сходное с сексуальным, но в то же самое время неправильное.