Чужак в стране чужой

— Цивилизованное? Мне их поведение показалось возмутительным.

— Тут мы подходим ко второму вопросу. Принародное проявление похоти. Лично мне такие штуки не нравятся, так уж я с детства воспитан. Значительная часть человечества придерживается совершенно иных взглядов, оргии имеют очень обширную историю. Но что же тут «возмутительного»? Меня, уважаемый сэр, возмущают действия, не соответствующие моим этическим нормам, — и только они.

— Так ты считаешь, что все это — дело вкуса?

— И никак не более. И мой вкус ничуть не более священен, чем вкус Нерона, при всем их разительном отличии. Даже менее священен, Нерон был богом, а я — увы.

— Ну, чтоб я сдох!

— Все со временем, милый, все со временем. А главное, Бен, тут же не было ничего «принародного».

— Чего?

— Судя по твоим описаниям, эти люди состоят в коллективном браке — групповая теогамия, так это называется. А потому, что бы там ни произошло — или должно было произойти, из твоих обиняков ничего не поймешь, — мы должны расценивать эти действия как сугубо приватные. Ну как можно говорить об оскорблении чьих-то тонких чувств, если «здесь же нет никого, кроме нас, богов»?

— Но я был оскорблен!

— Твоя божественность оказалась неполной. Ты ввел их в заблуждение. Ты сам на это напросился.

— Я?! Джубал, я не делал ничего подобного!

— Да не строй ты из себя дурака! Если ты такой уж чувствительный, уходить нужно было сразу, ведь ты сразу увидел, что их обычаи идут вразрез с твоими. Но ты остался — и с восторгом воспользовался благосклонностью одной из богинь — и вел себя с ней, как бог. Ты знал обстановку, и они знали, что ты знаешь, они ошиблись лишь в одном — приняли твое лицемерие за чистую монету. Нет, Бен, Майк и Джилл вели себя вполне корректно, возмутительным было твое поведение.

— Кой черт, Джубал, ты всегда все вывернешь шиворот-навыворот. Ну да, верно, я там слишком уж по-ихнему стал себя вести, влился в компанию, но ведь когда я уходил, я не мог иначе! Меня же точно чуть не вытошнило!

— На рефлексы ссылаешься? Любой человек, чей эмоциональный возраст превышает двенадцать лет, сжал бы зубы, сходил в уборную, а затем, малость очухавшись, вернулся бы назад и соврал бы что-нибудь для приличия. Тут не в рефлексах дело. Рефлекс может вывернуть желудок, но он не может указать ногам, куда им идти, не может собрать манатки, вытолкнуть тебя в дверь и заставить прыгнуть в трубу. Ты, Бен, ударился в панику. Вот только почему?

Какстон молчал, долго и уныло. Затем он вздохнул и сказал:

— Вообще-то, если так разобраться, наверное, я — ханжа.

— Нет, — покачал головой Джубал. — Ханжа возводит свои правила приличия в статус законов природы. За тобой такого не замечалось — ни прежде, ни в данном случае. Ты легко приспособился ко многим обстоятельствам, не соответствовавшим твоему коду благопристойности, настоящий же ханжа должен был хлопнуть дверью сразу, при первом же взгляде на эту восхитительную татуированную леди. Копай глубже.

— Я знаю только то, что вся эта история меня крайне расстроила.

— Понимаю, Бен, понимаю и очень тебе сочувствую. Но давай рассмотрим гипотетическую ситуацию. Ты там говорил о леди по имени Рут. Предположим, Джиллиан там не было, предположим, что с тобой были бы тот же Майк и Рут, и они точно так же предложили бы тебе поучаствовать в совместной интимности. Был бы ты шокирован?

— Что? Ну да, конечно. Это же действительно шокирующая ситуация. Я в этом уверен, что бы ты там ни говорил о вкусах.

— Да, но насколько шокирующая? До тошноты? До панического бегства?

Какстон смущенно отвел глаза.

— Зараза ты, Джубал. Ну, хорошо. Пожалуй, я нашел бы какой-нибудь предлог, чтобы выйти на кухню, или еще куда… ну а потом бы втихую смылся.

— Прекрасно, Бен. Вот ты и объяснил все свои заморочки.

— Я?

— Ты подумай, что изменилось.

Какстон окончательно сник.

— Ну да, — сказал он после долгого молчания, — да. Все дело в том, что я люблю Джилл, если бы не она, ничего бы этого не случилось.

— Тепло, Бен, тепло. Но еще не горячо.

— Как это?

— Чувство, заставившее тебя бежать, называется совсем иначе. Ты можешь сказать, что такое «любовь»?

— Что? Слушай, да брось ты эти свои штучки. Этим вопросом занимались все, от Шекспира до Фрейда, и никто еще не дал мал-мала вразумительного ответа. Я только знаю, что она причиняет страдание.