Убежище

— Извини. — Паркер быстро расслабил мышцы лица. — Ты права.

Хоуп удивленно посмотрела на него:

— Что?

— Ты права. Я относился к тебе по-скотски.

Она явно заколебалась.

— И все?

— По-моему, это и так прогресс.

— Ну… — Она обернулась на закрытую дверь, словно подумала, что ошиблась кабинетом. — В каком-то смысле да, я полагаю. Хотя вы могли бы объяснить, почему именно так относились.

Паркер показал на заваленный бумагами стол:

— Напряженной работы достаточно?

Хоуп улыбнулась, и на ее щеках появились такие ямочки, что он просто не мог не улыбнуться в ответ. Она так похожа на Далтона. Паркер видел сходство во множестве мелочей — широкий лоб, губы сердечком, выражение глаз. Правда, он сомневался, что это замечает кто-то, кроме него.

— Вот это уже Паркер Рейнольдс, которого я помню. Давайте и дальше в том же духе, — сказала Хоуп и вышла.

Господи, они уже стали друзьями.

Глядя на удаляющуюся Хоуп, Паркер сказал себе, что надо просто обращаться с ней повежливей, а не принимать на свой счет ее сексуальную улыбку. Или считать, что они с Хоуп могут легко и просто вернуться к тем естественно-дружественным отношениям, которые были у них десять лет назад. Он перед ней извинился, и теперь они вернулись туда, откуда начали.

Где Паркер выглядел просто мерзким пресмыкающимся. Десять лет назад, притворяясь другом Хоуп, он предал ее доверие. И сейчас он снова делает то же самое.

Он сжал переносицу, желая, чтобы Хоуп не ставила его в такое затруднительное положение. Почему бы ей просто…

— Паркер? — В кабинет заглянула Лидия. — Ты идешь или нет?

— Зачем ты разрешила ей здесь работать? — резко спросил Паркер.

Она с минуту изучала его лицо.

— Что случилось?

— Ничего.

— Тогда просто забудь, кто она такая, и живи нормальной жизнью. Это будет проще всего.

— Ты что, шутишь?

— Нет, конечно.

— И что будет, когда Далтон зайдет сюда, в центр?

— Ты представишь его Хоуп как своего сына. Паркер обошел стол, сократив расстояние между ними, и понизил голос:

— И тебя не мучает совесть?

— Мучает, и сильно. — Она высоко подняла голову, как всегда делала. Все та же гордая и надменная женщина, которая почти двенадцать лет назад принимала его на работу. — А ты бы предпочел, чтобы мы сказали ей правду?

— Боже, нет, конечно.

— Тогда какой у нас выбор?

— Можно уволить ее, сказать, что у нас не так много работы, как мы думали. А если она не сможет найти работу, им с Фейт придется уехать отсюда.

— И ты считаешь, что это будет лучше по отношению к ней? — потрясенно спросила Лидия.

Паркера накрыло чувство вины. Конечно, не лучше. Но это означало, что ему не придется почти ежедневно встречаться с ней.

— Сколько бы самоконтроля и спокойствия она ни демонстрировала, ей пришлось очень много вынести. Гораздо больше, чем нам известно, — продолжила Лидия. — Ты хочешь добавить ей страданий, лишив ее работы?

Паркер вздохнул, смиряясь с положением.

— Не сейчас, полагаю.

— Хорошо, — сказала Лидия и развернулась на каблуках.

Хорошо? Они не могут сказать Хоуп правду и не могут услать ее. Они просто в безвыходном положении. Паркер выругался и пошел за Лидией на собрание.

Глава 12

Перед началом собрания Триш представила Хоуп всем, кто работал в родильном центре. Ким Ширман, миниатюрная блондинка лет двадцати пяти, работала бухгалтером. Казалось, она сторонится остальных. Кэтрин Коллинз и Хейди Брангд были штатными акушерками и работали в клинике еще в те времена, когда Хоуп рожала здесь ребенка. За все эти годы они явно сблизились и одеты были похоже — в легкие свободные юбки, футболки с коротким рукавом и сандалеты на ремешках. Обе женщины тепло поприветствовали Хоуп.

Маленькая рыжеволосая Джина Вон была новенькой. Хоуп уже встречалась с ней. Дон Митчелл пришла работать в центр акушеркой на подмену почти пять лет тому назад. Хоуп сообщили, что обычно она работает дома и пришла сюда специально на собрание. Высокая и гибкая, она была матерью пятерых детей. Она носила хлопковые рубашки в стиле Дикого Запада и джинсы в обтяжку и выглядела в них естественнее, чем ее свободолюбивые предшественницы. Еще здесь была Ленора Эрнандес, невысокая пухленькая латиноамериканка — единственная в центре медсестра.