Другие времена, другая жизнь

Зато с предрассудками все в порядке, подумала она. Разделяешь общие предрассудки — значит, ты на своем месте.

— И это очень хорошо, — с неожиданной горячностью сказала Мартинес. — Фантазии почти всегда остаются фантазиями: если ты выдумываешь что-то не о себе самой, а еще о ком-то, ничего хорошего не получается.

— Счастливый ты человек, Мартинес, — непонятно почему вздохнула Хольт, после чего они вновь занялись своими бумагами.

Уже к самому концу рабочего дня позвонил парень из криминалистического отдела: он вернулся на работу и готов к услугам.

Мартинес вскочила, схватила пивную банку и несколько бумаг и умчалась. Когда она через полчаса появилась на пороге кабинета, ей не пришлось ничего говорить — все было ясно по лицу.

— Йессссс! — Она подняла левый кулак в победном жесте: так было принято в стокгольмском пригороде, где она выросла. — Это ее пальчики. И на мойке, и на дверце.

Слишком поздно звонить Юханссону и нарываться на очередную порцию цинизма пополам с сарказмом, решила Хольт, поглядев на часы.

— Завтра в половине восьмого? — спросила она.

— Никаких дринков, никаких чуваков, я буду в порядке, — заверила Мартинес.

— Согласна, — сказала Маттеи. — Я тоже типичный жаворонок.

Прежде чем поехать домой, Хольт взяла в гараже служебную машину и около часа наблюдала за окнами квартиры Хелены Штейн в доме на Эстермальме. Где-то в дальней комнате горел свет, один раз кто-то промелькнул за гардинами в комнате — как она теперь знала, в гостиной. Но кто это: Хелена Штейн или кто-то другой, определить она не могла.

Чем я занимаюсь, рассердилась на себя Хольт и повернула машину домой. Господи, как мы живем! — подумала она, засыпая.

33

Понедельник 3 апреля 2000 года

Придя на работу утром в понедельник, она первым делом направилась к своему шефу, чтобы доложить последние новости, но Юханссона не было на месте. Его холодная и корректная секретарша сказала, что он, быть может, появится после ланча, если, конечно, не возникнут какие-то срочные дела. Ловить его по мобильнику тоже не стоит, сказала она, поскольку он на важном совещании и беспокоить его нельзя. Единственное, что она может предложить, — обратиться к Викландеру. Если же Хольт необходимо поговорить именно с Юханссоном, придется набраться терпения и дождаться его прихода.

Викландер также блистательно отсутствовал, и, поскольку секретарши у него не было, Хольт пришлось удовлетвориться обществом Мартинес и Маттеи.

— О'кей, — резюмировала Хольт. — Парни, как обычно, где-то прячутся. Что будем делать, чтобы скоротать время?

— У меня полно дел, — сообщила Маттеи, кивнув на кипу бумаг, наваленную около компьютера. — Но если хотите, могу поискать связи между Эрикссоном и Штейн на момент убийства.

— Почти одиннадцать лет назад. — Мартинес с сомнением покачала головой. — Тогда еще и мобильников почти не было, а система отслеживания переговоров и вовсе отсутствовала. Она появилась лет десять назад, или я ошибаюсь?

— Давайте все же попытаемся, — сказала Хольт. — Список разговоров Эрикссона в деле есть, но боюсь, ты права: много там не накопаешь. И все-таки попробовать надо.

— Тогда ты этим и займешься, ты знакома с делом, — решила Мартинес, — а я поговорю с «Телиа» и другими операторами.

Ведь это действительно нужно сделать, решила она, так почему не воспользоваться шансом прогуляться?

Юханссон в это время разыскал одного из своих вновь обретенных приятелей — полковника разведотдела Генерального штаба.

— В начале декабря прошлого года, — начал Юханссон, не теряя времени на реверансы, — твои парни нам кое-что нашептали по поводу старой истории с западногерманским посольством. Тебе что-нибудь про это известно?

— Да, — кивнул полковник. — Прекрасно помню.

— Можешь что-нибудь рассказать?

— Конечно, — сказал полковник.

И рассказал.

Комиссар Викландер, в свою очередь, встретился с бывшим комиссаром Перссоном, попросив Юханссона для безопасности предварительно тому позвонить. Цель визита была проста: занести на бумагу и придать официальный характер всем разговорам, которые вели Юханссон и Перссон в тот вечер, когда они ели свинину с фасолью — и выпили при этом, надо признаться, немало. После этого импровизированный протокол следовало зачитать Перссону и получить его письменное одобрение.