Другие времена, другая жизнь

— Шестнадцать. Переживала юношеское увлечение радикализмом. К тому же ее просто-напросто использовал и обманул ее бойфренд, человек вдвое старше ее.

— А конкретно? Что она делала?

— Помогала немцам в мелочах. Ничего страшного. Давала взаймы отцовскую машину, которую ее приятель, ныне покойный Стен Веландер, использовал, в частности, для рекогносцировки. У нее даже прав тогда не было… Отец уехал за границу, так что машина была в ее распоряжении… Покупала для них провизию… Что еще?.. Да, немцы пару дней жили на даче родственников ее матери.

— Семья Тишлеров, летняя усадьба на Вермдё, — сказал генеральный, который, оказывается, вовсе не был таким уж невеждой.

— Вот именно. Но она в этом практически не принимала участия, все организовал ее старший двоюродный брат Тео.

— Это все?

— Да, — ответил Юханссон. — Все.

— А она знала, что задумали немцы?

— Нет. Даже не догадывалась. Она считала, что помогает немецким студентам-активистам, которых преследуют на родине, спрятаться от полиции. Ее убедил в этом ее приятель Веландер.

— Короче говоря, мы имеем дело с детским радикализмом в сочетании с детской же безответственностью, — сделал вывод генеральный директор.

— Примерно так.

— И мы совершенно уверены в том, что она делала и чего она не делала?

— Да. Ни малейших сомнений ни по одному из пунктов.

— В таком случае, — поднял глаза к потолку генеральный директор, — речь идет об укрывательстве преступников, и срок давности истек лет примерно… лет пятнадцать назад, скорее, даже двадцать.

— Что-то в этом роде, — согласился Юханссон. — Я в юриспруденции не силен.

— Зато я силен, — улыбнулся генеральный. — Почему два года назад мы опять занялись этим делом?

— Как считает мой предшественник Берг, причин было несколько. Оба активных пособника террористов, Веландер и Эрикссон, давно умерли. Участие Штейн незначительно, срок давности истек, то же касается и Тишлера. Не следует забывать о деятельности всех этих «комиссий правды»…

Захват посольства был очень заметным событием, он и сейчас еще представляет интерес и для прессы, и для политиков. Я, например, не сомневаюсь, что немецкие средства массовой информации имеют свою точку зрения на участие шведов в этой истории: у убитых наверняка еще живы родственники и близкие. Так что решили для общего спокойствия расставить все точки над тем более что никаких драматических открытий не предвиделось.

— А ты не думаешь, что были и какие-то другие причины? Те, что Берг не упоминал?

— Думаю, — ответил Юханссон. — Одна-то причина точно была.

— Какая? — с любопытством спросил генеральный.

— Эрикссон много лет был осведомителем тогдашнего отдела безопасности, причем успешно сочетал эту благородную деятельность с участием в захвате посольства.

— Ну и ну… Это скверно.

— Что ж хорошего… Тут надо было спасать собственный зад, в таких случаях выбирать не приходится.

Юханссон из собственного опыта знал, о чем говорит.

— А Штейн? Ее персональная проверка в связи с назначением на пост замминистра проводилась как раз в то время, когда все участники этого дела были вычищены из баз данных. Есть ли тут какая-то связь?

— Берг говорит, что ее назначение прошло придирчивую юридическую экспертизу.

— Ну да, конечно. — Генеральный причмокнул тонкими губами. — Звучит убедительно, но мне трудно поверить, чтобы Берг не понимал, какие политические последствия могла бы повлечь за собой утечка информации.

— Риск утечки из своего отдела он наверняка расценивал как минимальный, к тому же подстраховался: сообщил нашему общему знакомому, государственному секретарю, курирующему вопросы безопасности, что Штейн, хоть и невольно, была замешана в захвате посольства.

— И как он об этом рассказывал?

— Очень корректно, спокойно и, я бы сказал, миролюбиво.

— И, поскольку ее все-таки назначили на пост, правительство, похоже, не придало этому факту большого значения.

— А вот это неизвестно… Поскольку информация об участии Штейн в захвате посольства была передана госсекретарю устно, думаю, дальше она не пошла.

— Ты так думаешь или точно знаешь?

— Я пришел к такому выводу.

— Любопытно, — произнес генеральный директор. — И у меня мелькнула такая мысль.

— Судя по твоим, и не только твоим, рассказам о Штейн, вряд ли ее назначение прошло без сучка и задоринки.