39  

При этих словах Мичурин отчетливо всхлипнул.

— Да, когда будете составлять списки, обязательно учтите в них метеорологов. Нам нужно заложить несколько метеорологических станций. Исследования климата совершенно необходимы. Семьи пока брать не советую, обустраиваться будете с колес, а позже мы их к вам переправим. Если будет у вас на то желание.

— Но позвольте, к чему такая спешка?

— К тому, что уже через два года у вас появятся первые переселенцы.

— Два года?! Да вы с ума сошли!!! — взвился профессор. — Вы себе хотя бы представляете, сколько времени занимают работы по районированию хотя бы одного сорта…

— Два года, — оборвал его великий князь. — И к тому моменту вы должны будете выдать им первые рекомендации. Какие сможете. А с чем напортачите, то сами потом исправлять и будете. В процессе, так сказать. Кстати, насчет ста человек — это не шутка, и в дальнейшем их число увеличится. Короче, вполне вероятно образование там нового сельскохозяйственного учебного заведения высшего уровня, да поболее этой академии. Так что готовьтесь и преподавать, господа. Кстати, Климент Аркадьевич, можете взять с собой несколько студентов. Дипломы им выдадим прямо там по вашему представлению и итогам практической работы. Есть еще какие вопросы?..


— Здравия желаем, господин прохвессор! — Громкий бас оторвал Тимирязева от воспоминаний. — Подъесаул Уральского казачьего войска Кондратьев. Станичный голова.

— Очень рад знакомству. — Профессор слегка наклонил голову. — Руководитель полевой экспедиции профессор Петровской сельскохозяйственной академии Климент Аркадьевич Тимирязев. Со мной сорок два человека. И чрезвычайно ценный груз…

Подъесаул, дюжий черноволосый мужчина со слегка раскосыми глазами, выдававшими наличие среди его предков башкир, киргизов или калмыков,[10] слушал, слегка кивая косматой головой, хотя с каждой фразой ему становилось все яснее, что московского прохвессора надобно этак аккуратненько завернуть на обсуждение сугубо практических вещей, а то эвон как заливается — и половины слов непонятно.

— …Придерживаться норфолкской системы земледелия. И активно развивать животноводство. Так что необходимо уже сейчас разметить поля под посевы клевера и турнепса.

— Кхм… звиняйте, господин прохвессор, но я, это, телеги уже вызвал, — воспользовавшись коротким мгновением, пока Тимирязев набирал воздух в легкие, встрял подъесаул. — Так что надобно велеть, чтоб грузиться начинали. До заката всего ничего.

— Да-да, конечно, — спохватился Климент Аркадьевич. За долгую дорогу он уже столько всего передумал и обговорил со спутниками, что его уже просто распирало, так хотелось приступить к работе.

— А завтрева поедем место смотреть, — продолжил подъесаул. — Место хорошее. Наши там выселки думали ставить, но коль такое дело, что о нем сам великий князь заботу проявил, — вам отдаем. И насчет коней тоже все сговорено. Киргизы хоть завтра пригонят.

— Да-да, конечно, — закивал Тимирязев, — и вот еще что, мне велено полностью возместить вам все предварительные расходы. Сколько надобно?

Подъесаул подвернул подол рубахи и, выудив из штанов смятую бумажку, сморщил лоб.

— Вот. Тута все расписано. Поскольку атаману сам великий князь написал, значится, мы всё из войсковой кассы брали. Сто двадцать три рубля сорок восемь копеек. Но это мы еще с плотогонами, что лес пригнали, не расплачивались. И опять же плотники и печники токмо аванс получили.

— Отлично, отлично. — Тимирязев удовлетворенно кивнул. Перед отъездом его императорское высочество выделил ему на расходы почти семь тысяч рублей ассигнациями. И хотя на найм людей и закупки в дороге он уже потратил почти три тысячи, оставшейся суммы должно было хватить на год с запасом. — Как закончим разгрузку, я сразу же и расплачусь.


Почему он тогда согласился, профессор Тимирязев не знал. Это было похоже на какое-то наваждение. Возможно, сыграло роль то, что великий князь обратился не в руководство академии, а напрямую к нему. Возможно, то, что Тимирязев чувствовал себя в Петровской академии на птичьих правах, а тут ему предложили создать новый научный центр, способный со временем затмить саму академию. Возможно, на него произвел впечатление размах задач. Как бы то ни было, он согласился.

Второй разговор с великим князем состоялся через три дня после первого. Его высочество немного дольше, чем планировал, задержался в Туле, но Клименту Аркадьевичу пришлось по душе, что великий князь прислал телеграмму с извинением, — деятельная натура ученого, уже давно склонявшаяся к идеалам республики, даже слегка поколебалась в прежних убеждениях… На третий день у кабинета Климента Аркадьевича нарисовался рослый городовой, который со всем уважением отвез его на пролетке к Кремлю, где передал местной охране, каковая и доставила профессора в приемную великого князя.


  39  
×
×