Армагеддон

Стрельнув в Дэймонда любопытными глазами, девушка повернулась к паспортистке.

— Лю-уб, а Люб, у тебя белый маркер есть?

Паспортистка, которую (как выяснилось уже двадцать минут назад, при первом посещении) звали Любой, сердито поджала губы и, с грохотом выдвинув ящик стола, извлекла оттуда белый маркер:

— На, возьми.

Девчушка с веснушками впорхнула в кабинет, с любопытством посматривая на Дэймонда, схватила не глядя маркер и выбежала. Пока затворялась дверь, Дэймонд успел услышать ее возбужденный голосок:

— Ой, девочки, представляете…

Дэймонд усмехнулся про себя. Ну еще бы, его появление в таком маленьком захолустном городке, как Боровск, само по себе произвело фурор. А уж слухи о том, что американец не просто приехал посмотреть на местную экзотику, а еще и собирается здесь жить и даже принял подданство Империи, вообще должно было поставить местное общество (а особенно его женскую половину) на уши. Они даже не подозревали, насколько неожиданным подобное развитие событий оказалось для него самого. Несмотря на то что его предки приплыли в Штаты в начале прошлого века именно из России, Урусовы давно уже стали обычными, как это принято говорить, стопроцентными американцами. Для Дэймонда, как, впрочем, и для его отца и деда, Россия всегда была чужой страной, не имеющей к его жизни совершенно никакого отношения. Во всяком случае, им хотелось так думать. Конечно, в их доме сохранились кое-какие вещи, в свое время вывезенные из России, но их было очень мало. К тому же самое ценное было продано в первые, наиболее тяжелые годы. Ценность же тех, что остались, скорее была связана с воспоминаниями.

Однако те, кто помнил, давно умерли, а для других эти вещи стали просто милыми семейными безделушками, имеющими отношение скорее к какой-то волшебной стране, чем-то вроде страны Оз, чем к реальному государству, занимающему изрядный кусок Европы и еще больший — Азии. Так что Дэймонду была ближе Ирландия, хотя предки его матери покинули ее лет на сто раньше, чем предки отца — Россию. И потому в его будущей жизни России места не было. Более того, он временами испытывал раздражение оттого, что помимо своей воли некоторым образом связан с этой отсталой страной, погрязшей в нескончаемых проблемах.

Все изменилось в тот день, когда его старый университетский друг и младший компаньон в фирме его отца (каковая должность досталась ему по наследству) Рутгер Эмерсон (для друзей просто Ругги) влез в махинации с акциями БЗЛ. Причем он умудрился сделать это втайне не только от своего отца и отца Дэймонда, но и от всех остальных, включая мистера Деккероуза (что считалось совершенно невозможным). Как ему удалось провести такого волшебника аудита, каким был старый плешивый Деккероуз, никто не мог понять до сих пор. Первое время для Ругги все складывалось довольно удачно. Русские как будто взялись за ум и всеми силами принялись опровергать устоявшееся мнение по своему поводу. Так что Ругги в первые же полгода получил заметную прибыль на одном только росте курсовой стоимости, не говоря уж о дивидендах, которую и пустил тут же в дело. Естественно, по отработанной схеме. Но удача улыбалась ему не очень долго. Через полгода грянул знаменитый дефолт БЗЛ, и тут выяснилось, что Ругги влез в такие долги, что даже продажа фирмы со всеми потрохами не покроет и десятой части. Перед обоими семействами замаячила близкая перспектива разорения. Разъяренный отец орал так, что в окнах дрожали стекла (до того дня самым серьезным признаком раздражения, который Дэймонд наблюдал у отца, был холодный, подчеркнуто вежливый тон), и, что самое странное, гневался он не столько на остолопа Ругги, сколько на Россию, которая в очередной раз стала причиной их бед.

Но даже в тот момент Дэймонду и в голову не пришло, что это трагическое происшествие толкнет его на дорогу, которая приведет к тому, что он решит навсегда покинуть родную, такую уютную Филадельфию и связать свою дальнейшую судьбу с непредсказуемой и пугающей с точки зрения обычного американца Россией. Или, как ее теперь все чаще называли, Империей.

Когда художества Ругги выявились во всей красе, был срочно созван семейный совет. Или, скорее, межсемейный, поскольку кроме представителей рода Урусовых-О'Кинли в совете участвовали еще и члены семьи Эмерсон-Рейли. Ну и, конечно, должен был сказать свое веское слово Эшли Деккероуз, которого дела задержали в Нью-Йорке, но который обещался непременно быть.