Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2

Приговор перечислял потери и общественный урон, вмененный в вину Фра Диаволо, начиная с убийства его мастера-седелыцика вплоть до убийства двух французских солдат. Братство во смерти в полном составе последовало в карете от Кастель Капуано до эшафота; все представители Братства во смерти сидели напротив него в телеге, затем спустились вместе с ним из нее, держа руки на его плечах. Все вместе они подошли к подножию эшафота. Пока руки одного из Братьев во смерти лежали на плечах Фра Диаволо, рука палача не имела права коснуться его. Как только эти руки убирались с плеча, он поступал в распоряжение палача.

Когда приговор зачитали, Фра Диаволо без малейшего волнения заговорил вполголоса с человеком в длинном белом плаще; палач терпеливо ждал; наконец Фра Диаволо твердым голосом, стоя спиной к эшафоту, обратился к Братству:

— Мне больше нечего вам сказать, поднимите свои руки, брат мой, я готов.

Палач занял место сзади него, поднялся первым на лестницу и хотел помочь приговоренному и поддержать его за плечи, но тот лишь покачал головой.

— Не нужно, я хочу подняться сам.

И с завязанными руками, неверными движениями он начал подниматься наверх, приговаривая: «Дева Мария, Дева Мария, Дева Мария» всякий раз, когда преодолевал следующую ступень, все выше и выше. Когда он взобрался на самый верх, палач набросил ему на шею петлю, затем немного подождал — на случай, если у приговоренного найдется для людей еще несколько слов.

И действительно, Фра Диаволо обратился к толпе и громко воскликнул:

— Прощу прощения у Бога и людей за все преступления, которые я совершил, и взываю к Святой Деве Ma…

Он не успел закончить — одним ударом ноги мастер Донато отправил его в вечность.

Разбойник, почувствовав, что падает в пустоту, последним усилием разорвал веревки, которыми были связаны его руки. Палач молниеносно взбежал на несколько ступеней, прыгнул и повис на плечах преступника — если у того еще не была сломана шея, то ее следовало сломать; еще несколько раз сильно тряхнул, затем начал соскальзывать вдоль его тела, чтобы повиснуть на ногах, прежде чем спрыгнуть, но не успел. То ли узел был скверно затянут, то ли веревка была новой и плохо скользила, то ли, наконец, дело было в живучести Фра Диаволо, только он внезапно обхватил палача и начал стискивать его изо всех сил, бывших у него при жизни, а теперь приумноженных последними судорогами.

«Браво, Фра Диаволо, браво!» — в один голос заревела толпа, в то время как палач, так же близкий теперь к смерти, как и его жертва, издавал тяжелый хрип.

Двое помощников бросились на помощь своему старшему товарищу. Какое-то мгновение на конце веревки висели сразу четверо — бесформенная куча, вполне достойная виселицы; но в то же мгновение веревка неожиданно оборвалась, и все четверо свалились на подмостки эшафота. При виде такого зрелища в толпе поднялся яростный рев, полетели камни, торговцы размахивали своими палками, а лаццарони своими ножами; все бросились к эшафоту с криками: «Смерть Донато! Смерть его помощникам!».

Но дни правления Фердинанда, когда неаполитанская чернь могла с легкостью разнести эшафот и разорвать палача, который действовал не по правилам своего ремесла, на куски, безвозвратно ушли в прошлое. Французы, оцепившие пространство вокруг эшафота, направили штыки в сторону толпы, выстроившись в одну линию, отогнали ее в глубь рыночной площади и держали теперь на расстоянии.

В это время офицер, распоряжавшийся церемонией казни, заметил у эшафота необычную группу, состоявшую из Мане, графа, кучера на лошади и двоих пленников, и вежливо, как и подобает офицеру с офицером, адресовал им несколько коротких вопросов и получил на них столь же сжатые ответы. В двух словах Мане рассказал, откуда взялись у них пленники, и поинтересовался, как можно с ними поступить.

Офицер посоветовал сдать их по пути в тюрьму Викария.

Затем молодые люди спросили у него:

— Как найти лучшую в городе гостиницу?

Офицер, ни секунды не мешкая, ответил:

— У Мартина Цира, гостиница «Виктория»^[136].

Мане раскланялся с офицером.

— Ты понял, — сказал он после этого кучеру.

Кучер привез путешественников к Викарии. Оба молодых человека спешились и препроводили своих пленников к тюремному привратнику, которым взамен попросил назвать их имена и адреса. Прежде чем распроститься с ними, Лев подумал, что бедняги, должно быть, остались без денег и им следует восстановить свои силы. Он сунул одному из них монету в один луидор. Через десять минут они вошли в здание гостиницы «Виктория», расплатились со своим кучером, потребовали в гостинице горячую ванну и завтрак — две вещи, в которых они отчаянно нуждались после ночи в Понтинских болотах и двенадцати лье пути, которые проделали, несясь во весь опор.

---

136 Именно в этом отеле первого класса, расположенном на Виа Партенопа, остановился Дюма в период своего пребывания в Неаполе в 1835 году. «Мартин Цир воплощает образ идеального итальянского владельца гостиницы: человек со вкусом, образованный, известный знаток древностей, любитель живописи и рисования, фанатичный любитель фарфора и собиратель автографов. Он может быть кем угодно, кроме хозяина гостиницы. Это не мешает «Ла Виттории» быть лучшей гостиницей Неаполя. Как так происходит? Я не знаю. Бог есть, потому что он есть» («Le Corricolo», «Осмин и Заида»).