27  

Тем не менее битва была готова возобновиться. Помощник капитана «Штандарта», узнав, что командир пал, поднялся на палубу принять командование и призвал сражаться тех англичан, что уцелели. Несмотря на страшную бойню, на борту «Штандарта», который вез пассажиров в Калькутту, находилось еще достаточно воинов, способных держать оружие, — не меньше, чем победителей. К счастью, на палубе все еще заправляли корсары, которые сбросили нового капитана и тех немногих, что откликнулись на его призыв, на нижнюю палубу и задраили за ними люки. Ожесточенный поражением и желая сражаться до конца, капитан направил две 18-фунтовые пушки с открытой батареи, чтобы вышибить дно верхней палубы и похоронить Сюркуфа и его команду под обломками.

Заслышав шум передвигаемых пушек, Сюркуф разгадал маневр, вновь открыл люк и ворвался со своими на батарею.

Там капитан «Призрака» едва не встретил свою смерть, пытаясь спасти жизнь одному гардемарину, который храбро защищался, но с каждым мгновением терял кровь из множества ран.

Сюркуф подбежал к юноше, чтобы закрыть его собой, но тот, не поняв намерения прославленного бретонца, бросился на него и пытался перерезать горло кинжалом. Негр Бамбу, подоспев, увидел, что жизнь хозяина в опасности, и пригвоздил ударом пики несчастного гардемарина, тут же испустившего дух. Сюркуф был бы убит тем же ударом, если бы острие пики не уперлось в пуговицу униформы[20]. На этот раз люди с батареи сдались, как и люди с палубы.

— Довольно смертей! — заорал Сюркуф, — «Штандарт» — наш, да здравствует Франция! Да здравствует Нация!

Отгремело мощное ура, и резня прекратилась.

Но последовал еще один крик:

— Два часа на разграбление!

— Я обещал, — обернулся Сюркуф к Рене, — и должен держать слово. Но не будем забывать, что пассажиры должны быть избавлены от грабежа, а дамы от насилия. Я присмотрю, чтобы соблюдались интересы мужчин. Рене, от моего имени проследи за честью женщин.

— Благодарю, Сюркуф, — ответил Рене и устремился к каютам пассажиров.

По пути он встретил бортового хирурга.

— Сударь, — обратился к нему юноша на бегу, — один из пассажиров тяжело ранен, не могли бы вы указать мне его каюту?

— Его отнесли в каюту дочерей.

— Где она?

— Пройдите несколько шагов и вы услышите рыдания бедных детей.

— Есть ли надежда спасти его?

— Он умирает в эти мгновения.

Рене прислонился к стене и вздохнул, прикрыв глаза рукой.

В этот момент вихрь пьяных от вина и крови моряков прошел по палубе, вопя и распевая песни, наталкиваясь на все и сшибая всех на пути. Двери кают вышибались ударом ноги. Рене подумал о двух красивых девушках, плач которых слышал. Ему показалось, что он слышит женский крик.

Он метнулся к двери, за которой слышался приглушенный зов о помощи.

Дверь оказалась запертой изнутри.

Топор был с Рене, и он разнес ее в куски.

Это действительно была комната раненого, или, точнее, уже мертвого.

Матрос держал одну из сестер и собирался надругаться над ней.

Другая, стоя на коленях перед телом отца, поднимала руки к небу и заклинала Бога, который сделал их сиротами, не оставить в бесчестье после того, как оставил в горести. Матрос, услышав, как вышибли дверь, повернулся.

— Презренный! — воскликнул Рене. — Именем капитана, оставь эту женщину.

— Не лезь, это моя доля. Я ее взял, и она моя.

Рене стал бледнее трупа, лежащего на постели.

— Женщины не входят в добычу. Не жди, пока я дважды прикажу оставить ее в покое.

— Уймись, — процедил матрос сквозь зубы, вынимая из-за пазухи пистолет и взводя курок.

Вспыхнул порох…

Левая рука Рене распрямилась, словно пружина, сверкнула молния, и матрос рухнул замертво.

Молодой человек по рукоять вогнал ему в сердце кинжал, что носил на шее.

Пока девушек вновь не охватил ужас и чтобы не пугать их видом крови, Рене за ноги выволок матроса из каюты и оставил за дверью.

— Успокойтесь, — нежным голосом, не по-матросски ласково обратился к ним Рене, — никто сюда больше не войдет.

Девушки бросились в объятия друг к другу.

Потом та что постарше, обратилась к молодому человеку:

— Сударь, как горько, что отец больше не с нами и не может отблагодарить вас! Он сделал бы это лучше двух несчастных детей, которые все еще дрожат от страха.

— Благодарности не нужны, сударыня, я всего лишь выполнил долг чести!


  27  
×
×