49  

— Правь на них!

Расстояние между шлюпом и каноэ быстро сокращалось, и начался опасный обстрел из мушкетонов. Раздался свист, и ядра, связанные проволокой, всем весом обрушились на про, разбив его, как кайман раскалывает ракушку. Сорок или пятьдесят человек попадали в море, и у них не было другого выхода кроме как плыть на абордаж, цепляясь за что только возможно.

Началась настоящая бойня, опасная, жестокая, один на один. Пики, направленные по борту шлюпа остриями вниз, образовали кровавый пояс.

Вдруг посреди шума Рене показалось, что он слышит женский крик, и действительно, Элен и Жанна, бледные, с распущенными волосами, влетели на палубу.

Два малайца разбили иллюминатор, запрыгнули в каюту и нагоняли их с кинжалами в руках.

Жанна бросилась в объятия к Рене с криком:

— Спасите меня, Рене! Спасите!

Она не замечала ничего, кроме двух пиратов, гнавшихся за ней, одного на палубе и второго на лестнице.

Рене передал Жанну в руки сестры, двумя выстрелами разрядил пистолеты в головы тех, кто влез на леера, схватил пику, приставил Франсуа охранять девушек и бросился в самую гущу битвы.

LXV

ПРИБЫТИЕ

Сражение подходило к концу. Из сотни пиратов, атаковавших шлюп, уцелели всего десять, и то раненые большей частью предпочли покончить с собой. Оставалось лишь очистить палубу и сбросить в море пиратское оружие.

— Поднять паруса! — скомандовал Кернош. — Курс на север!

Подняли парус, и корабль, послушный ветру, словно лошадь шпорам, устремился в направлении, которое ему указала буссоль.

Несколько разбойников плыли к остаткам каноэ, другие безнадежно боролись, пытаясь ухватиться за форштевень, третьих акулы утащили в глубины моря. Кораблю оставалось пройти более двухсот миль до берега, к которому он держал путь.

Кернош гордился этим днем. Благодаря его изобретению про раскололся надвое и пираты очутились в море. Кто знает, что стало бы со шлюпом, если бы все шестьдесят малайцев смогли подняться на абордаж.

Рене вернулся к девушкам и сел на ступеньках маленькой лестницы, ведущей на полубак. Его волосы развевались по ветру, рубашка, разорванная ударами кинжалов, была испачкана струящейся кровью, он был прекрасен, как герои Гомера. Увидев его, Жанна вскрикнула от радости и устремилась навстречу:

— Вы спасли нас дважды!

Но вместо того чтобы ответить на сей наивный призыв как следовало, объятьями и поцелуем, Рене принял ее руку и поднес к губам.

Элен взглянула на него с благодарностью за бережное отношение к сестре.

— Я признательна вам, — сказала старшая сестра, — за то, что вы не так экспрессивны, как Жанна, будучи не менее великодушны, знайте это. Бог милостив, поскольку и в страданиях Он нас поддерживает. Он отнял у нас отца, но подарил брата, защитника, друга, скажу лучше — человека, который сам сдерживает нашу признательность, если полагает, что она зашла слишком далеко. Что стало бы с нами без вас, сударь?

— Нашелся бы другой, — ответил Рене. — Не может быть, чтобы Господь не позаботился об этом. В мое отсутствие ангел спустился бы на землю, чтобы служить вам и защищать.

Тем временем Франсуа собрал и принес оружие Рене.

— Положите все в каюту, Франсуа, — сказал Рене, — к счастью, надобность в злосчастных орудиях смерти миновала.

— Эгей, сударь! — сказал Парижанин. — Не говорите фи теперь. Вы употребили их во благо. И вот две барышни, которые уже собирались броситься в воду, потому что к ним заявились два малайца и погнали на палубу — они-то знают, что к чему.

— Быстрее, дети мои, — распорядился Рене, обращаясь к матросам, которые убирали палубу, — быстрее, и пусть на палубе не останется ни единой капли крови! Капитан Кернош разрешил выдать вам три бутыли арака, чтобы вы выпили за мое здоровье и здоровье этих барышень, и я утрою жалованье за сегодняшний день. Пойдемте, барышни, поднимемся на полубак или спустимся к вам. Но… я полагаю, перед тем, как мы спустимся, нужно, чтобы столяр нанес визит к вам в каюту. На вашем месте я бы предпочел сейчас вернуться на верхнюю палубу. Моя каюта в вашем распоряжении до того времени, как сможете возвратиться к себе.

— Поднимемся на палубу, — предложила Элен.

Все трое взошли на полубак и устроились там, глядя вдаль. Божьи создания почти всегда утешаются созерцанием господнего мира.

  49  
×
×