95  

Все опустились на колени.

Рене сидел у изголовья умирающей. Священник стоял посреди комнаты, остальные окружали его, коленопреклоненные.

Отец Луиджи, достойный человек, вс всех обстоятельствах умел находить те уместные и приличествующие случаю слова. Его речь была трогательным прощанием с девушкой, которой остались неведомы тайна взаимной любви, счастье в браке и в материнстве; этим земным радостям он убедительно противопоставил небесную благодать, предназначенную Всевышним для избранных.

Жанна второй раз потеряла сознание.

Священник первым решился произнести:

— Мне кажется, мы без нужды утомляем больную; нет сомнений в том, что это целомудренное дитя не нуждается в молитве, перед тем как перенестись на небеса.

Рядом с Жанной остались Рене, Элен и сэр Джеймс; затем Рене дал ей понюхать пузырек с солью; она вздрогнула, сделала несколько инстинктивных движений, открыла глаза и улыбнулась, увидев себя в окружении людей, которые любили ее и которых любила она, а в часовне колонии встречи с ней ждал ее отец. Она протянула руку к Элен, и Элен во второй раз кинулась в ее объятия.

— Ты знаешь, что я не могла больше жить, моя милая Элен, — сказала Жанна, — я просила у бедной женщины совета, чтобы умереть как можно менее болезненно, без больших мучений; она рассказала об укусе шахматной змеи. Если я умру, значит, я хотела умереть, и не стоит меня жалеть. Если бы Рене меня оставил сегодня, я бы умирала медленно, в горечи и тоске; это я его покидаю, по своей доброй воле; несчастье, которое приходит само, всегда можно пережить — и только с бедой, которую насылает на тебя несчастливая судьба, смириться невозможно. Посмотри на меня, как я спокойна и как счастлива. Ты бледна, неужели мы поменялись ролями? Ты плачешь, а я улыбаюсь. Ну, моя милая Элен, чтобы смерть была такой, которую я чаяла, нужно, чтобы я умерла на его плече, как сейчас, и чтобы его дорогие мне руки скрестили навечно мои на груди. Тебя ждут долгие годы счастливой жизни, милая Элен, мне же остались минуты. Оставь меня наедине с ним, сестра; он принесет тебе весть о том, что все кончено для нас на этом свете. И ниспошлет нам Бог встречу в мире ином!

Элен в последний раз прижала к себе Жанну, затем сэр Джеймс пожал обе ее руки: спокойные, как всегда, черты его лица нарушала болезненная дрожь, а в с силой прищуренных глазах сверкали слезы. Затем он обвил Элен рукой за талию и повел ее, прижимая к своей груди; словно боялся. что смерть отнимет и ее.

Бремя миновало, ночь наступила, и хотя в комнате не было света, эта ночь была такой светлой, что выглядела сумерками.

— Должно быть, час настал, — сказала Жанна, — я чувствую, как холод поднимается по мере того, как я опускаюсь в могилу; я не страдаю, я просто чувствую невозможность жить дальше. — Она указала на свою талию: — Отсюда и дальше вниз жизни больше нет. Отнеси меня на наш балкон, я хочу попрощаться там с тобой и там же умереть.

Рене поднял девушку, отнес ее на балкон и усадил к себе на колени.

Здесь она, казалось, задышала и ожила. Ночь была такой же прозрачной, что и накануне. Рене видел дорогу к пустоши, по которой тогда шла Жанна; как подошла к ней негритянка, слышал ее крик и падение; как скорчилась негритянка после его выстрела; все это явилось к нему не воспоминаниями, а видениями. Он разразился рыданиями.

Прижимая к своему сердцу Жанну, он вскричал:

— О, Жанна, милая Жанна!

Жанна улыбнулась.

— Как хорошо, что ты не сказал мне этого позавчера, — ответила она, — я бы не решилась тогда умереть.

Она на мгновенье замолчала; ее глаза, казалось, расширились от желания охватить разом небо и Рене:

— Сожми же меня в своих руках, я почувствовала, что ты далеко и позволишь мне угаснуть вдали от себя.

— О, нет, нет! — проговорил Рене. — Напротив, я сжимаю тебя в своих объятиях изо всех сил, которые у меня есть.

— Б таком случае, — ответила Жанна, — это смерть притягивает меня к себе. Защити меня, Рене, защити меня.

И она обвила своими руками шею Рене и спрятала голову на его груди. Рене склонился к ее голове своею.

Вдруг он почувствовал, как она вздрогнула.

Рене поднял голову и увидел лицо Жанны, искаженное гримасой муки.

— Ах! — воскликнула она. — Он ужалил меня в сердце, он ужалил меня в сердце.

И снова привлекла к себе молодого человека, их губы соприкоснулись.

— Прощай! Прощай! — сказала она и добавила едва внятно: «Может быть, до свидания».

  95  
×
×