Хождение по квадрату

— А если бы это была Мириам? — поинтересовался я. — Что, если бы я обнаружил, что она употребляет героин или обманывает Ронни? Ты бы хотел, чтобы я тебе рассказал?

— Это другое дело, — ответил он. — Я бы дал тебе пинка под зад, если бы ты мне не сказал.

— Почему?

— Потому что я хочу знать, — огрызнулся он. — С братьями и сестрами все иначе, чем с родителями.

— Почему?

— Потому что…

— Спасибо, — сказал я.

— За что?

— За то, что поставил мозги на место…

Я высадил его у дома и поехал к себе.

На этот раз, когда я вошел в квартиру, телефон не звонил. Я поставил коробку с вином на стол и положил свежую почту на вчерашнюю пачку. Взглянув на металлическую трость, я решил купить другую до вечеринки. Арон ее даже не заметил, его внимание было сосредоточено на другом.

14 февраля 1978 года

Просматривая почту за утренним кофе, я вспомнил, что сегодня Валентинов день, найдя несколько купонов из цветочных лавок, ресторанов и кондитерских магазинов. Я не разобрал и половины счетов и объявлений, как зазвонил телефон.

— Салли, господи, я собирался позвонить, — зевая, ответил я, — но, знаешь, как это бывает, — дела, дела…

— Я удивился, что от тебя ничего нет… — Салли говорил намеками, как завзятый шпион, — если ты понимаешь, о чем я.

— Не понимаю, — ответил я бесцветным голосом. — А должен?

— Все в порядке, — успокоил он меня.

— Как скажешь.

— Я просто хотел сообщить, тут в ближайшие дни тебе должен позвонить репортер. Он много сделал для кампании по розыскам Патрика. Можешь сообщить ему все, что хочешь, абсолютно все.

Я повторил свою любимую фразу:

— Как скажешь.

— Ну хорошо, не беспокойся.

Я не стал спрашивать, почему из всех следователей, разыскивавших Патрика Малоуни, репортер выбрал именно меня, хотя о том, что расследование продолжается, знаем только мы с Кэти. Мне стало окончательно ясно, что меня использовали, что я должен был стать тем каналом, по которому будет сливаться информация. Какая именно — этого я все еще не знал. Честно говоря, я был слишком занят, чтобы думать об этом. Когда пойму, что в действительности происходит с Патриком, может быть, займусь этим. Может, тогда перестану чувствовать себя оскорбленным тем, что меня использовал человек, которого я считал своим самым близким другом. Салли? Что мне до Салли? Он просто еще одна марионетка, посторонний. Посторонний не может предать, но Рико был почти родственником.

Подумав, что мне не помешает профессиональная помощь, я позвонил доктору Фрайар в университет Хофстра.

— В данный момент доктор занята, — сообщила мне регистраторша в тот самый момент, когда я пытался вскрыть большой коричневый конверт без обратного адреса. — Если вы оставите свое имя и номер, я передам, чтобы она вам перезвонила.

— Мо Прейгер, то есть П-р-е-й-г-е-р, скажите доктору, что я приятель Нэнси Ластиг. Мой домашний телефон [phone]… — Я замолчал, изучая содержимое конверта. Там была фотокопия личного дела Фрэнсиса Малоуни из Нью-Йоркского полицейского управления и копия донесения из Отдела собственной безопасности, подготовленная для печати. Так, по крайней мере, представлялось на первый взгляд. То, чем это оказалось в действительности, дало ответ на еще одну часть головоломки. Я сразу все понял о своих разбитых ребрах и о намеках добряка Салли. Я понял свою роль «сливного канала» и то, что должен был, как попугай, передать репортеру. Я мог бы сообразить намного раньше, если бы вовремя разобрал почту.

— Мистер Прейгер! — Регистраторша потеряла терпение. — Вы можете повторить…

Даже не извинившись, я закончил диктовать данные, чувствуя кислый вкус кофе на губах. Нет, прокисло мое настроение.

Вооруженный модной тросточкой, я тяжело хромал, входя в офис Добровольной ассоциации патрульных. Я полюбезничал с Сондрой, предъявил ей членскую карточку и преувеличенно пожаловался на раненое колено. Я действовал как последний интриган, может, мне и не следовало лгать ей о том, что пуля срикошетила в колено, когда я загородил своим телом маленькую девочку, но это побудило Сондру помочь мне, чего я и добивался. У меня не было ни времени, ни терпения на обычную бюрократическую волокиту.

Она предложила мне сесть и с чувством спросила:

— Чем я могу вам помочь? — Я понял, что никакая канцелярская проволочка мне сегодня не угрожает.