Предсказание – End

Бубенцов умолк.

– Умер Миронов Сашка через несколько дней. Счет собой пополнил, – сказал он после паузы. – Знаю я только одно про него – не врал он никогда, и в тот раз смысла ему врать не было. Нечисто у нас городе стало с тех самых пор, как… Дорого нам убийство Ирмы Черкасс аукнулось. Голова-то у той твари ее ведь была, только такая, что и в страшном сне не привидится. Миронов сам мне сказал. Это как будто дверь открыли, а захлопнуть и не смогли, не сумели.

– Какую еще дверь? Куда? – спросил Мещерский.

– Да все туда же, – Бубенцов многозначительно показал себе под ноги, – все в одно, в это самое место. Их место. Это как пропуск – кому умереть, тот его и получает, видит это самое в разных-то обличьях. И от него не только метлой там или «розочкой» от разбитой бутылки, но и пистолетом, бомбой атомной не отобьешься. Потому что нечисть, она…

– Ну хватит, довольно, – Мещерский снова сорвался со стула. – Если в вашем городе всерьез обсуждают такие вещи, то… Как вы можете? Вы же современные люди, а это… вся эта вывихнутая чушь, она…

– Ты вот, люди говорят, на площади ночью был, когда Куприянова кончалась. Разве не было перед этим ничего такого? Лузов ведь с тобой там был Славка, он утром домой сам не свой заявился. Отец его соседям говорил – прямо сам не свой. Он ведь даже рапорт начальству накатал.

Мещерский поразился, как быстро в городе разносятся вести. Зря, видно, прокурор Костоглазов скрывал рапорты патрульных милиционеров. Слухи о них уже ходили среди горожан. И что там этот самый сержант Лузов только написал в этом своем рапорте? Ведь ничего же не было, кроме убийства. А до этого они просто шли через парк и…

– Снова она на охоту свою вышла. Нечисть. – Бубенцов, которого уже сильно развезло, дышал в лицо Мещерскому. – Видели ее и на этот раз в городе, только уже скрывают, не признаются. Страшно признаться. Оторопь берет. Смерть-то легко ли на улице или в парке свою встретить? По телику вон каждый день на коньках кренделя под музыку выписывают в разных там шоу, министры заседают, Олимпиада вон в Сочах, а тут такое дело… Но люди-то, наши люди, соседи мои, горожане, один ведь за другим, один за другим – туда. Кладбище вон здешнее уже от мертвецов распухло. Вот и Куприянова теперь, а у нее ведь двое детей… С этим-то как быть? Не верить? Их смертям не верить? Или не верить тому, что Сашка Миронов рассказывал на последнем-то своем вздохе земном, когда не врут уже? Ничего, мы дознаемся, город все равно узнает, как что было и кто что видел. – Бубенцов тяжело смотрел на Мещерского. – И кто зачем вернулся сюда к нам, какому новому дьяволу обедни с ножом служить. Мы все узнаем – так и запомни, парень. Народ узнает. И когда-нибудь лопнет наше народное терпение. И мы примем свои меры, чтобы нечисть эта и та гнусь, что ее породила пятнадцать лет назад, никогда уж больше… – Он не договорил, смял в кулаке пластиковый стаканчик, разящий пивом.

Слушатели, окружавшие столик, отгораживали их от улицы молчаливой угрюмой стеной. Но когда Мещерский встал и двинулся прочь – расступились.

Глава 22

Таблетки

Крепчайший кофе стыл в чашке – крохотный черный омут, глубокий. Мысленно покончить с собой, утопиться можно даже в кофейной чашке или же в блюдце – том, что спрятано с глаз долой в кухонный шкаф. Воображение – коварная штука. Оно порой представляет реальность нереальностью и наоборот. Этого не было, а оно говорит – нет, это было. Это было, случилось, а оно утешает: нет, это не происходило никогда, ни ночью, ни днем, ни наяву, ни во сне.

Этого не было. Ничего, ничего не было…

Тот звонок среди ночи – Юлия Шубина помнила, как долго и громко звонил телефон в их квартире. Ее муж Всеволод Шубин снял трубку. Звонили из отделения милиции – в городе убийство. И где – в двух шагах от мэрии, на центральной площади!

Утром он уехал на работу, а оттуда в прокуратуру. Юлия звонила ему туда. Шубин говорил Мещерскому чистую правду: в это утро Юлия чувствовала себя плохо. Так, словно ее переехало огромное тяжелое колесо. Голова разламывалась, раскалывалась, распадалась на атомы. Сердце трепыхалось в груди. Видимо, сильно подскочило давление, хотя какого-либо циклона, надвигающегося на Тихий Городок, в небесах не наблюдалось.

Причиной всему была бессонная ночь и ночной звонок.

Юлия сидела на кухне у окна над остывающей чашкой кофе. Видела за окном Сретенскую церковь Василия Темного, видела улицу, церковное крыльцо – вот по нему спустились двое – пожилой и молодой (это были аккордеонист Бубенцов и Сергей Мещерский, но Юлии Шубиной в это утро было не до их имен и фамилий). Спустились, взяли курс на уличное кафе, и вот через пять минут их столик уже окружила группа горожан…