4  

«Но тысячи жизней всё равно были б потеряны, – услыхал он беззвучный голос в собственном сознании. – Погибли бы воины, которых послали бы штурмовать стены Арвеста. Погибли бы люди в окрестных сёлах, когда туда пришли бы солдаты Клешней. И никто не знает, где жертв оказалось бы больше. Не торопись судить, некромант…»

«Не торопись судить… да, верно. Об этом говорил и Даэнур. Не суди. Не вставай ни на чью сторону. Ты – сам по себе, некромант, у тебя нет друзей и нет союзников (ну, за малым исключением, вроде Сугутора и Прадда), у тебя есть только враги – уже выступившие в открытую или же пока ещё только собирающиеся».

Фесс покачал головой. Враги… да, враги были всегда. Да, его боялись и ненавидели. Но почему он должен бояться и ненавидеть в ответ? Потому что это так «по-человечески»?

«Нет, – сказал он себе. – Атлика, ты совершила ужасное. И самое главное, это необратимый поступок. Враги могут захватить город, но их можно оттуда и выбить. А теперь Арвеста уже не вернёшь. То, что случилось, – зло, зло в чистом виде. Я не могу доказать это логически (кто знает, быть может, война за освобождение Арвеста и впрямь унесла бы ещё больше жизней, чем один роковой удар Тьмы), но я знаю, знаю неколебимо твёрдо – нельзя побеждать врага такой ценой. Потому что это даже хуже, чем поражение».

На душе было мутно и тяжело. Пока длилось бегство, пока они пробирались подземными ходами и галереями гномов, спасались от поселившихся в катакомбах страшилищ, с которыми даже Фесс решил не связываться, – эти мысли как-то отступили на второй план. А сейчас вот, когда опасности, казалось бы, позади и осталось всего-навсего спуститься в Нарн, куда за ними не посмеет сунуться никакая погоня, всё это вновь вернулось.

«Тьма, я же не верил, что ты есть Зло. И ты – не оно, ведь так? Зло – в каждом из нас, оно в сердцах, душах и поступках, оно – не ужасного вида скелет на громадном троне, каким его рисуют порой на гравюрах. Оно незримо и неосязаемо. Его нельзя победить раз и навсегда, ему надо противостоять каждый день, порой… порой, да, творя меньшее зло, чтобы предотвратить большее…»

Так кто же он, Салладорец, – гений, открывший новую дорогу всем жаждущим познания, или тот, кого будут потом проклинать все оставшиеся в живых, когда его знание попадёт в дурные руки? Если Атлика оказалась способной стереть с лица земли Арвест – где поручительство, что кто-то из другого ковена, озлобленный на весь человеческий род, не пустит в ход это знание, скажем, перед императорским дворцом Эбина?..

От этих мыслей по коже продирало морозом.

И что же стало с погибшими в Арвесте? Отправились ли они прямо в Серые Пределы – или же Атлика, сама уходя во Тьму, прихватила их с собой?

«Ох! Как же я не сообразил этого раньше?– с раскаянием подумал Фесс.– Как мог пропустить такую возможность – уходя во Тьму, неофит просто разрушает всё вокруг себя?»

Может быть, может быть…

Но не зря он не хотел читать трактат Салладорца. Не зря страшился поднять обложку роковой книги. А вот точно было зря – попытки Инквизиции оставить в Эвиале хотя бы один том, как приманку для недовольных, обиженных, тех, кто «думает поперёк». Нельзя было этого делать. Если его предположения верны и Наследство Салладорца в руках любого аколита способно стереть с лица земли большой город, то…

«А что тогда? У тебя ведь нет доказательств. Помни, некромант, тебе необратимые поступки запрещены сугубо и трегубо. Ты, стоящий на самой грани Серых Пределов, не имеешь права выпустить в мир – случайно или по небрежению – те ужасы, для описания которых люди не придумали ещё слов и названий, что таятся там.

Ладно. Запомни это крепко-накрепко, Фесс. Атлика сгинула, растворилась во Тьме вместе с жутким трактатом – считай, что она умерла, её больше нет, как нет и обратной дороги из вековечного мрака. Ты свободен от этого груза. Свободен, по крайней мере, на какое-то время, некромант…»

…Фесс смотрел вниз. Ничего особенного там он, конечно, не видел – ну, деревья, ну, туман – что же тут такого? И магии никакой он не чувствовал тоже – Нарн не спешил являть себя чужаку во всей красе.

И всё-таки маг не мог отвести взгляда. Туман медленно плыл, чёрные копья елей, казалось, рвали на части призрачное покрывало – и Фессу всё сильнее казалось, что лес сейчас смотрит на него мириадами глаз, не принадлежащих в отдельности никакому живому существу – ни наделённому плотью, ни лишённому её. Это не лесные духи смотрели из-под корней и из дупл, это не бродящие по лесу странные создания поднимали головы, потревоженные пристальным взором чародея – их он бы узнал, и с ними он сумел бы управиться. Казалось, на Фесса смотрит сейчас весь огромный лес, от южных дубрав вдоль Бурной до карабкающихся по каменным уступам кривых сосен на южных скатах Железного Хребта, смотрит каждым листом и каждой иголкой на ветвях, каждой чешуйкой коры и каждым торчащим из земли корнем, каждым живым существом в своих пределах – причём существо это даже не догадывается, что кто-то иной, неизмеримо более могучий, использует его сейчас просто как ещё одну пару глаз.

  4  
×
×