Три мушкетёра

— И все-таки вас обманут, — сказал Атос, который был оптимистом, когда дело шло о вещах, и пессимистом, когда речь шла о людях. — Они пообещают все, чтобы получить деньги, а в дороге страх помешает им действовать. Как только их поймают — их прижмут, а прижатые, они во всем сознаются. Ведь мы не дети, черт возьми! Чтобы попасть в Англию, — Атос понизил голос, — надо проехать всю Францию, которая кишит шпионами и ставленниками кардинала. Чтобы сесть на корабль, надо иметь пропуск. А чтобы найти дорогу в Лондон, надо уметь говорить по-английски. По-моему, дело это очень трудное.

— Да вовсе нет! — возразил д'Артаньян, которому очень хотелось, чтобы их замысел был приведен в исполнение. — По-моему, оно, напротив, очень легкое. Ну, разумеется, если расписать лорду Винтеру всякие ужасы, все гнусности кардинала…

— Потише! — предостерег Атос.

— …все интриги и государственные тайны, — продолжал вполголоса д'Артаньян, последовав совету Атоса, — разумеется, всех нас колесуют живьем. Но, бога ради, не забывайте, Атос, что мы ему напишем — как вы сами сказали, по семейному делу, — что мы ему напишем единственно для того, чтобы по приезде миледи в Лондон он лишил ее возможности вредить нам. Я напишу ему письмо примерно такого содержания…

— Послушаем, — сказал Арамис, заранее придавая своему лицу критическое выражение.

— «Милостивый государь и любезный друг…»

— Ну да, писать «любезный друг» англичанину! — перебил его Атос. — Нечего сказать, хорошее начало! Браво, д'Артаньян! За одно это обращение вас не то что колесуют, а четвертуют!

— Ну хорошо, допустим, вы правы. Я напишу просто: «Милостивый государь».

— Вы можете даже написать «милорд», — заметил Атос, который всегда считал нужным соблюдать принятые формы вежливости.

— «Милорд, помните ли вы небольшой пустырь за Люксембургом?»

— Отлично! Теперь еще и Люксембург! Решат, что это намек на королеву-мать. Вот так ловко придумано! — усмехнулся Атос.

— Ну хорошо, напишем просто: «Милорд, помните ли вы тот небольшой пустырь, где вам спасли жизнь?..»

— Милый д'Артаньян, вы всегда будете прескверным сочинителем, — сказал Атос. — Где вам спасли жизнь! Фи! Это недостойно! О подобных услугах человеку порядочному не напоминают. Попрекнуть благодеянием — значит оскорбить.

— Ах, друг мой, вы невыносимы! — заявил д'Артаньян. — Если надо писать под вашей цензурой, я решительно отказываюсь.

— И хорошо сделаете. Орудуйте мушкетом и шпагой, мой милый, в этих двух занятиях вы проявляете большее искусство, а перо предоставьте господину аббату, это по его части.

— И в самом деле, предоставьте перо Арамису, — поддакнул Портос, — ведь он даже пишет латинские диссертации.

— Ну хорошо, согласен! — сдался д'Артаньян. — Составьте нам эту записку, Арамис. Но заклинаю вас святейшим отцом нашим — папой, выражайтесь осторожно! Я тоже буду выискивать у вас неудачные обороты, предупреждаю вас.

— Охотно соглашаюсь, — ответил Арамис с простодушной самоуверенностью, свойственной поэтам, — но познакомьте меня со всеми обстоятельствами. Мне, правда, не раз приходилось слышать, что невестка милорда — большая мошенница, и я сам в этом убедился, подслушав ее разговор с кардиналом…

— Да потише, черт возьми! — перебил Атос.

— …но подробности мне неизвестны, — договорил Арамис.

— И мне тоже, — объявил Портос.

Д'Артаньян и Атос некоторое время молча смотрели друг на друга.

Наконец Атос, собравшись с мыслями и побледнев немного более обыкновенного, кивком головы выразил согласие, и д'Артаньян понял, что ему разрешается ответить.

— Так вот о чем нужно написать, — начал он. — «Милорд, ваша невестка — преступница, она пыталась подослать к вам убийц, чтобы унаследовать ваше состояние. Но она не имела права выйти замуж за вашего брата, так как была уже замужем во Франции и…»

Д'Артаньян запнулся, точно подыскивая подходящие слова, и взглянул на Атоса.

— «… и муж выгнал ее», — вставил Атос.

— «… оттого, что она заклеймена», — продолжал д'Артаньян.

— Да не может быть! — вскричал Портос. — Она пыталась подослать убийц к своему деверю?

— Да.

— Она была уже замужем? — переспросил Арамис.

— Да.

— И муж обнаружил, что на плече у нее клеймо в виде лилии? — спросил Портос.

— Да.

Эти три «да» были произнесены Атосом, и каждое последующее звучало мрачнее предыдущего.