Джед Фрейзер покорен морем. Только морю принадлежит его сердце. А...
– Почти?
– Ну да, – Миша удивленно посмотрел на Черного. – Я же тебе сказал, что мы очень вариативны. Так что изменение возможно и в обратную сторону. Хотя это случается очень редко. Потому-то такие истории и известны. Редкость. Почти чудо.
– И почему так?
– Как?
– Ну, в быдло – легко и за год, а наоборот – почти чудо.
Миша пожал плечами.
– Кто его знает. Седой не вдавался в подробности. Только говорил что-то об этической топографии. Типа, вниз очень легко, достаточно одного толчка, а вот вверх – сложно. Нужен очень сильный волевой посыл – некая боль, потрясение. Но дело в том, что для остальных это вообще невозможно. Вернее, вниз еще куда ни шло, но и то гораздо сложнее, чем нам, а наоборот – вообще никак.
Черный понимающе кивнул, как раз это было ему понятно.
– Значит, эксперимент… – задумчиво произнес он.
– Ну да. – Михаил наклонился к нему поближе. – Знаешь, он мне одну запись показал, на видике. Короче, он уже так набеспредельничал, что к нему какие-то крутые подкатили. И предъяву сделали. Короче, терли это они, терли, а потом эти ребята за пушки взялись. Но Седой только так на одного посмотрел, и у того ноги подкосились. Он за голову схватился, и кровь из ушей пошла. А второй достал волыну и давай в Седого палить. Я видел, как у Седого на свитере дырки появились, из которых кровь брызгала.
– И что?
Миша расплылся в улыбке.
– Да ничего. Он так демонстративно на эти дырки покосился, потом медленно так, небрежно, свитер через голову снял и к тому уроду, что стрелял, двинулся. Только кристалл на груди болтается, совсем как у того, с челюстями, на Кавказе был. А раны на груди начали сами собой затягиваться. Тот придурок как раз магазин в волыне менял. А только это увидел, побелел весь, руки затряслись, все никак не мог магазином в рукоятку волыны попасть. А Седой к нему подошел и кулаком полголовы снес.
– Полголовы?! – не поверил Черный. Черепная кость у человека – вещь очень крепкая. Ее даже не всяким лезвием возьмешь. Были случаи, когда топор в этой кости застревал, не до конца прорубив.
– Да что там полголовы, – несколько обиделся Михаил. – Я видел, как он пальцем капот машины пробил. На переезде. Выскочил из машины, и как даст. И все – дырка в капоте!
Черный только покачал головой. Может, так оно и было. Кто их знает, этих иных? К тому же это все было из области подтверждения иной сущности Седого, в которой он и так уже практически не сомневался. А вот свежую информацию следовало обдумать.
– Значит, говоришь, эксперимент… – задумчиво протянул Черный.
Следующая неделя прошла спокойно. А затем Миша появился в институте в крайне возбужденном состоянии. Едва дождавшись перерыва, он мотнул головой приятелю и двинулся в сторону выхода из института. Черный потопал за ним. Следующей парой была лекция для нескольких групп в большой аудитории, можно было и сачкануть.
– В чем дело? – спросил он, нагнав Михаила на улице.
– Седого пытались захватить!
– Кто? – изумился Черный.
– Я подумал, что менты, но потом выяснилось, что это не так.
– А кто?
– Те, кто ищут Седого и остальных. Весь миллион!
Черный удивленно уставился на сокурсника. Ведь то, что он рассказал, означало, что…
– Так на Землю можно попасть?
Мишка мотнул головой.
– Нет… то есть да, можно, но не яйцеголовым. Да и остальным сложно. Очень. Потому что это какой-то другой путь. Не через космос. И яйцеголовые совершенно неспособны им пройти. А Барьер Берсеркера для них абсолютен. – Он вздохнул. – Седой сказал, что вокруг Земли сейчас развертываются очень странные события. Все свернутые базы вновь разворачиваются. Ну, насколько могут… Потому что многие иные уже эвакуировали отсюда много всего – оборудования, людей. Еще до того как появился Барьер. Седой говорит, что они сейчас локти себе кусают, – тут Миша улыбнулся, – если они у них, конечно, есть.
Черный кивнул.
– Как это произошло?..
Миша с Седым столкнулись на дискотеке, куда его затащила Танька. Миша не был особым любителем потрястись на танцполе и поэтому во время таких походов обычно сидел за столиком, потягивая пиво или чего еще покрепче. Но в этот раз, делать нечего, пришлось подрыгаться. Танька веселилась вовсю, а потом увидела какую-то подружку и зависла с ней у бара. Там же притулился и Михаил.