Сорок пять

– И король узнал об этой проповеди? – спросил Шико.

– Он ее прослушал.

– И не разгневался?

– Наоборот, он очень восхищался ею.

– Вы меня просто ошеломили, – ответил Шико.

– Надо прибавить, – сказал офицер, – что при дворе не только ходят на проповеди да на обедни. В замке отлично угощаются, не говоря уже о прогулках; нигде во Франции бравые военные не прогуливаются так часто, как в аллеях Нерака.

Шико собрал больше сведений, чем ему было нужно, чтобы выработать план действий.

Он знал Маргариту, у которой в Париже был свой двор, и вообще понимал, что если она не проявляла проницательности в делах любви, то лишь в тех случаях, когда у нее были свои причины носить на глазах повязку.

– Черти полосатые! – бормотал он себе под нос. – Эти тенистые кипарисовые аллеи длиной в три тысячи шагов как-то неприятно крутятся у меня в голове. Я прибыл из Парижа в Нерак, чтобы раскрыть глаза людям, у которых тут аллеи длиной в три тысячи шагов, да еще такие тенистые, что жены не могут разглядеть, как их мужья гуляют там со своими любовницами! Ей-богу, меня тут просто искромсают за попытку расстроить все эти очаровательные прогулки. К счастью, мне известно философическое умонастроение короля, на него – вся моя надежда. К тому же я – посол, лицо неприкосновенное. Пойдем смело!

И Шико продолжал свой путь.

На исходе дня он въехал в Нерак, как раз к тому времени, когда начинались эти прогулки, так смущавшие короля Франции и его посла.

Впрочем, Шико мог убедиться в простоте нравов, царившей при наваррском дворе, по тому, как он был допущен на аудиенцию.

Простой лакей открыл перед ним дверь в скромно обставленную гостиную; к этой двери он прошел по дорожке, пестреющей цветами. Над гостиной находилась приемная короля и комната, где он любил давать днем непритязательные аудиенции, на которые отнюдь не скупился.

Когда в замок являлся посетитель – какой-нибудь офицер, а то и просто паж, – докладывали о нем королю. Этот офицер или паж искали короля до тех пор, пока не обнаруживали его, где бы он ни находился. Король тотчас же являлся и принимал посетителя.

Шико был глубоко тронут этой любезностью и доступностью. Он решил, что король добр, простосердечен и всецело занят любовными делами.

Это его мнение только укрепилось, когда в конце извилистой аллеи, обсаженной цветущими олеандрами, появился в поношенной фетровой шляпе, светло-коричневой куртке и серых сапогах король Наваррский; лицо его пылало румянцем, в руке он держал бильбоке.

На лбу у Генриха не было ни морщинки, словно никакая забота не осмеливалась задеть его темным крылом, губы улыбались, глаза сияли беспечностью и здоровьем. Приближаясь, он срывал левой рукой цветы, окаймлявшие дорожку.

– Кто хочет меня видеть? – спросил он пажа.

– Сир, – ответил тот, – какой-то человек, на мой взгляд, то ли дворянин, то ли военный.

Услышав эти слова, Шико несмело подошел.

– Это я, сир, – сказал он.

– Вот тебе и на! – вскричал король, воздевая обе руки к небу. – Господин Шико в Наварре, господин Шико у нас! Помилуй бог! Добро пожаловать, дорогой господин Шико.

– Почтителънейше благодарю вас, сир.

– И вы живехоньки, слава богу!

– Надеюсь, что так, дорогой государь, – сказал Шико, вне себя от радости.

– Ну, черт возьми, – сказал Генрих, – мы с вами выпьем винца из погребов Лиму, и вы скажете мне, как вы его нашли. Я очень рад видеть вас, господин Шико, садитесь-ка сюда.

И он указал ему на скамейку, стоявшую на зеленом газоне.

– Никогда, сир, – сказал Шико, делая шаг назад.

– Вы проделали двести лье, чтобы повидаться со мною, а я позволю вам стоять? Ни в коем случае, господин Шико, садитесь, только сидя можно поговорить по душам.

– Но, сир, правила этикета!

– Этикет у нас, в Наварре? Да ты рехнулся, бедняга Шико. Кто здесь об этом думает?

– Нет, сир, я не рехнулся, – ответил Шико, – я прибыл в качестве посла.

На ясном челе короля образовалась едва заметная складочка, но она так быстро исчезла, что Шико при всей своей наблюдательности даже следа ее не обнаружил.

– Посла, – сказал Генрих с удивлением, которое он старался сделать простодушным, – посла от кого?

– От короля Генриха Третьего. Я прибыл из Парижа, прямо из Лувра, сир.

– А, тогда дело другое, – сказал король. Он вздохнул и встал со скамейки. – Ступайте, паж, оставьте нас вдвоем. Подайте вина наверх, в мою комнату, нет, лучше в рабочий кабинет. Пойдемте, Шико, я сам проведу вас.