Сорок пять

«Как-никак этот негодяй храбр, – сказал себе Эрнотон, – и если он сейчас идет на уступки, значит, он вынашивает какой-то злодейский замысел, который ему более по нраву».

Стакан Сент-Малина был полон до краев. Он налил вина Эрнотону.

– Давайте! Давайте! Мир! Мир! – воскликнули все, как один. – Пьем за примирение Карменжа и Сент-Малина!

Карменж воспользовался тем, что звон стаканов и шум общей беседы заглушали его голос, и, наклоняясь к Сент-Малину, сказал ему, любезно улыбаясь, дабы никто не мог догадаться о значении его слов:

– Господин де Сент-Малин, вот уже второй раз вы меня оскорбляете и не даете мне удовлетворения; берегитесь, при третьем оскорблении я вас убью, как собаку.

– Сделайте милость, сударь, – ответил Сент-Малин, – ибо – слово дворянина! – на вашем месте я поступил бы совершенно так же.

И два смертельных врага чокнулись, словно лучшие друзья.

Глава 29

О том, что происходило в таинственном доме

В то время как из гостиницы «Гордый рыцарь», где, казалось, царило совершеннейшее согласие, где двери были наглухо закрыты, а погреба открыты настежь, сквозь щели ставен струился свет и вырывалось шумное веселье, в таинственном доме, который до сих пор наши читатели знали только с виду, происходило необычное движение.

Слуга с лысой головой сновал взад и вперед, перенося тщательно завернутые вещи, которые он укладывал в чемодан.

Окончив эти первые приготовления, он зарядил пистолет и проверил, легко ли вынимается из бархатных ножен кинжал с широким лезвием, который он затем на кольце привесил к цепи, заменявшей ему пояс; к этой цепи он также прикрепил свой пистолет, связку ключей и молитвенник, переплетенный в черную шагреневую кожу.

Пока он всем этим занимался, чьи-то шаги, легкие, как поступь тени, послышались в комнатах верхнего этажа и скользнули по лестнице вниз.

На пороге появилась бледная, похожая на призрак женщина, окутанная белым покрывалом. Голосом нежным, как пение птички в лесной чаще, она спросила:

– Реми, вы готовы?

– Да, сударыня, и сейчас я дожидаюсь только вашего чемодана, чтобы увязать его вместе с моим.

– Стало быть, вы думаете, что нашим лошадям не тяжело будет тащить эту кладь?

– Я за это ручаюсь, сударыня; впрочем, если это вас хоть сколько-нибудь тревожит, мы можем оставить мой чемодан здесь; разве я там, на месте, не найду все, что мне нужно?

– Нет, Реми, нет, я ни под каким видом не допущу, чтобы в пути вам хоть чего-нибудь недоставало. К тому же, когда мы приедем, все слуги будут хлопотать вокруг несчастного старика, раз он болен. О Реми, мне не терпится быть с отцом. Мне кажется, я целый век не видала его.

– Да ведь, сударыня, – возразил Реми, – вы покинули его всего три месяца назад, и разлука не более продолжительна, чем обычно?

– Реми, вы, такой искусный врач, разве не признались мне, когда мы уезжали от него прошлый раз, что моему отцу недолго осталось жить?

– Да, разумеется; но, говоря так, я только выражал опасение, а не предсказывал будущее; иногда господь бог забывает о стариках, и они – странно сказать! – продолжают жить по привычке к жизни, мало того, иногда старик – как ребенок: сегодня болен, завтра здоров.

– Увы, Реми, и так же, как ребенок, старик сегодня здоровый, завтра – мертв.

Реми не ответил, так как по совести не мог сказать ничего успокоительного, и вслед за разговором, нами пересказанным, наступило мрачное молчание.

Оба собеседника предались унылому раздумью.

– На какой час вы заказали лошадей, Реми? – спросила наконец таинственная дама.

– К двум часам пополуночи.

– Только что пробило час.

– Да, сударыня.

– Никто нас не подстерегает на улице, Реми?

– Никто.

– Даже этот несчастный молодой человек?

– Даже он отсутствует.

Реми вздохнул.

– Вы это говорите как-то странно, Реми.

– Дело в том, что и он принял решение.

– Какое? – встрепенувшись, спросила дама.

– Больше не видеться с вами или, по крайней мере, уже не искать встречи…

– Куда же он намерен идти?

– Туда же, куда идем мы все, – к покою.

– Даруй ему, господи, вечный покой, – ответила дама голосом холодным и мрачным, как погребальный звон. – И однако… – Она умолкла.

– И однако?.. – вопросительно повторил Реми.

– Неужели ему нечего делать в этом мире?