Сорок пять

Затем он повернулся лицом к горожанам.

– Наши лазутчики донесли нам, – сказал бургомистр, – что во французском лагере готовятся действовать; французы решили пойти на приступ; но нам неизвестно, с какой стороны последует атака, и поэтому мы велели расположить пушки в равных промежутках на всем протяжении укреплений.

– Это разумно, – с легкой усмешкой сказал неизвестный, украдкой взглянув на Молчаливого, не проронившего ни слова; многоопытный полководец предоставил горожанам рассуждать о войне.

– Так же мы распорядились и насчет отрядов городского ополчения, – продолжал бургомистр, – они размещены двойными постами на всем протяжении крепостных стен, и им дан приказ тотчас ринуться туда, где произойдет нападение.

Неизвестный ничего не ответил; по-видимому, он ждал, что скажет принц Оранский.

– Однако, – продолжал бургомистр, – большинство членов совета полагает, что французы задумали не настоящее нападение, а обманное.

– С какой целью? – спросил неизвестный.

– С целью запугать нас и побудить к мирному соглашению, по которому город будет отдан французам.

Неизвестный снова взглянул на принца Оранского; казалось, все, что происходило вокруг, не имело к принцу никакого отношения – с такой, граничившей с презрением, беспечностью он слушал все эти речи.

– Говорят, однако, – сказал чей-то тревожный голос, – что сегодня вечером в лагере замечены были приготовления к штурму.

– Это необоснованные догадки, – возразил бургомистр. – Я сам наблюдал лагерь в отличную подзорную трубу, выписанную из Страсбурга; пушки стоят, словно пригвожденные к земле; люди спокойно укладывались спать, герцог Анжуйский в своем шатре угощал приближенных обедом.

Неизвестный снова взглянул на принца Оранского. На этот раз ему показалось, что губы Молчаливого искривила усмешка, сопровождавшаяся едва приметным презрительным подергиванием плеч.

– Эх, господа, – сказал неизвестный, – вы жестоко ошибаетесь; не к обманному нападению готовятся сейчас французы – нет; вам придется выдержать самый настоящий штурм.

– Это правда?

– Ваши планы, какими бы бесспорными они вам ни представлялись, не закончены.

– Однако, монсеньер, – в один голос воскликнули горожане, обиженные тем, что, по-видимому, неизвестный сомневался в их стратегических познаниях.

– Не закончены в том смысле, – продолжал неизвестный, – что вы ждете внезапного мощного нападения и приняли все предосторожности на этот случай…

– Разумеется!

– Так вот, – позвольте дать вам совет, господа: это нападение…

– Договаривайте, договаривайте, монсеньер!

– Это нападение вы предупредите – вы нападете сами!

– Отлично! – воскликнул принц Оранский. – Вот это дело!

– Сейчас, в эту минуту, – продолжал неизвестный, тотчас поняв, что принц окажет ему поддержку, – корабли господина де Жуаеза снимаются с якоря.

– Откуда вы это знаете, монсеньер? – разом воскликнули бургомистр и все члены городского совета.

– Знаю, – ответил неизвестный.

По залу пронесся шепот сомнения; едва внятный, он, однако, коснулся слуха искусного полководца, только что появившегося на этой сцене, с тем чтобы, по всей вероятности, сыграть здесь главную роль.

– Вы в этом сомневаетесь? – спросил он с невозмутимым спокойствием, тоном человека, привыкшего бороться со всеми опасениями, всеми вздорными притязаниями, со всеми предрассудками купцов и ремесленников.

– Мы не сомневаемся, коль скоро это говорите вы, монсеньер. Но да будет нам дозволено сказать вашему высочеству…

– Говорите.

– Что, если б это было так…

– Нас известил бы об этом…

– Кто?

– Наш морской лазутчик.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 1

Монсеньер

(Продолжение)

В эту минуту какой-то человек, подталкиваемый служителем, тяжелой поступью вошел в зал и с почтительным видом направился не то к бургомистру, не то к принцу Оранскому.

– Ага! – воскликнул бургомистр. – Это ты, мой друг?

– Я самый, господин бургомистр, – ответил вновь пришедший.

– Монсеньер, – сказал бургомистр, – вот человек, которого мы посылали в разведку.

Услыхав обращение «монсеньер», относившееся не к принцу Оранскому, разведчик сделал жест, выражавший изумление и радость, и быстро приблизился, чтобы лучше разглядеть того, кого так титуловали.