Сорок пять

– Как жаль, что я не могу привести этого славного торговца к себе в замок! – сказал Шалабр, и глаза его разгорелись. – Я бы продал ему добрых три тысячи фунтов железа – и шлемы, и наручники, и кирасы.

– Как? Вы продали бы латы своих предков? – насмешливо спросил Сент-Малин.

– Ах, сударь, – сказал Эсташ де Мираду, – вы поступили бы неблаговидно: ведь это священные реликвии.

– Подумаешь! – возразил Шалабр. – В настоящее время мои предки сами превратились в реликвии и нуждаются только в молитвах за упокой души.

За столом царило теперь все более и более шумное оживление благодаря бургундскому, которого пили немало: блюда у Фурнишонов были хорошо наперчены.

Голоса достигали самого высокого диапазона, тарелки гремели, головы наполнились туманом, и сквозь него каждый гасконец видел все в розовом свете, кроме Милитора, не забывавшего о своем падении, и Карменжа, не забывавшего о своем паже.

– И веселятся же эти люди, – сказал Луаньяк своему соседу, коим оказался именно Эрнотон, – а почему – сами не знают.

– Я тоже не знаю, – ответил Карменж, – правда, что до меня, то я исключение – я вовсе не в радостном настроении.

– И напрасно, сударь мой, – продолжал Луаньяк, – вы ведь из тех, для кого Париж – золотая жила, рай грядущих почестей, обитель блаженства.

Эрнотон отрицательно покачал головой.

– Да ну же!

– Не смейтесь надо мной, господин де Луаньяк, – сказал Эрнотон. – Вы, кажется, держите в руках все нити, приводящие большинство из нас в движение. Сделайте же мне одну милость – не обращайтесь с виконтом Эрнотоном де Карменжем, как с марионеткой.

– Я готов оказать вам и другие милости, господин виконт, – сказал Луаньяк, учтиво наклоняя голову. – Двоих из собравшихся здесь я выделил с первого взгляда: вас – столько в вашей внешности достоинства и сдержанности – и другого молодого человека, вон того, такого скрытного и мрачного с виду.

– Как его имя?

– Господин де Сент-Малин.

– А почему вы именно нас выделили, сударь, разрешите спросить, если, впрочем, я не проявляю чрезмерного любопытства?

– Потому что я вас знаю, вот и все.

– Меня? – с удивлением спросил Эрнотон.

– Вас, и его, и всех, кто здесь находится.

– Странно.

– Да, но необходимо.

– Почему необходимо?

– Потому что командир должен знать своих солдат.

– Значит, все эти люди…

– Завтра будут моими солдатами.

– Но я думал, что господин д'Эпернон…

– Тсс! Не произносите здесь этого имени или, вернее, не произносите здесь вообще никаких имен. Навострите слух и закройте рот, и поскольку я обещал вам какие угодно милости, считайте одной из них этот совет.

– Благодарю вас, сударь.

Луаньяк отер усы и встал.

– Господа, – сказал он, – раз случай свел здесь сорок пять земляков, осушим стаканы испанского вина за благоденствие всех присутствующих.

Предложение это вызвало бурные рукоплескания.

– Все они большей частью пьяны, – сказал Луаньяк Эрнотону, – вот подходящий момент выведать у каждого его подноготную, но времени, к сожалению, мало.

Затем, повысив голос, он крикнул:

– Эй, мэтр Фурнишон, удалите-ка отсюда женщин, детей и слуг.

Лардиль, ворча, поднялась со своего места: она не успела доесть сладкого.

Милитор не шевельнулся.

– А ты там, что, не слышал? – сказал Луаньяк, устремляя на мальчика взгляд, не допускающий возражений… – Ну, живо, на кухню, господин Милитор!

Через несколько мгновений в зале оставались только сорок пять сотрапезников и г-н де Луаньяк.

– Господа, – начал последний, – каждый из вас знает, кем именно он вызван в Париж, или же, во всяком случае, догадывается об этом. Ладно, ладно, не выкрикивайте имен: вы знаете, и хватит. Известно вам также, что вы прибыли для того, чтобы поступить в его распоряжение.

Со всех концов зала раздался одобрительный ропот. Но так как каждый знал только то, что касалось его лично, и понятия не имел, что сосед его явился, вызванный сюда той же властью, все с удивлением глядели друг на друга.

– Ладно, – сказал Луаньяк. – Переглядываться, господа, будете потом. Не беспокойтесь, вам хватит времени свести знакомство. Итак, вы явились сюда, чтобы повиноваться этому человеку, признаете вы это?

– Да, да! – закричали все сорок пять. – Признаем.

– Так вот, для начала, – продолжал Луаньяк, – вы без лишнего шума оставите эту гостиницу и переберетесь в предназначенное для вас помещение.