Сорок пять

– И хорошо он стреляет?

– Так, что в ста шагах не промахнется по ноблю с розой.^[37]

– Этот малый будет лихо служить мессу! Но, кажется, теперь моя очередь сказать: подожди, подожди.

– Что такое?

– Ну да!.. Э, нет!

– Ты знаешь моего маленького Жака?

– Я? Да ни в малейшей степени.

– Но сперва тебе показалось, что ты его узнаешь?

– Да, мне показалось, что это его я видел в одной церкви, в некий прекрасный день, точнее ночь, когда сидел, запершись, в исповедальне. Но нет, я ошибся, это был не он.

Мы вынуждены признаться, что на этот раз слова Шико не вполне соответствовали истине. У Шико была изумительная память на лица: заметив когда-нибудь чье-либо лицо, он уже не забывал его.

Невольно обративший на себя внимание настоятеля и его друга, маленький Жак, как его называл Горанфло, действительно заряжал в данный момент тяжелый мушкет, длиной с него самого; когда ружье было заряжено, он гордо занял позицию в ста шагах от мишени и, отставив правую ногу, прицелился с чисто военной точностью.

Раздался выстрел, и пуля под восторженные рукоплескания монахов попала прямо в середину мишени.

– Ей-богу же, отличный прицел, – сказал Шико, – и, честное слово, красавец мальчик.

– Спасибо, сударь, – отозвался Жак, и на бледных щеках его вспыхнул радостный румянец.

– Ты ловко владеешь ружьем, мальчуган, – продолжал Шико.

– Стараюсь научиться, сударь, – сказал Жак.

С этими словами, отложив ружье, уже ненужное после того, как с его помощью он показал свое уменье, монашек взял у своего соседа пику и сделал мулине,^[38] по мнению Шико – безукоризненное.

Шико снова принялся расточать похвалы.

– Особенно хорошо владеет он шпагой, – сказал дон Модест. – Понимающие люди ставят его очень высоко. И правда, у этого парня ноги железные, кисти рук – точно сталь, и с утра до вечера он только и делает, что скребет железом о железо.

– Любопытно бы поглядеть, – заметил Шико.

– Вы хотите испытать его силу? – спросил Борроме.

– Хотел бы в ней убедиться, – ответил Шико.

– Дело в том, – продолжал казначей, – что здесь никто, кроме, может быть, меня самого, не может с ним состязаться. У вас-то силы имеются?

– Я всего-навсего жалкий горожанин, – ответил Шико, качая головой. – В свое время я орудовал рапирой не хуже всякого другого. Но теперь ноги у меня дрожат, в руке нет уверенности, да и голова уже не та.

– Но вы все же практикуетесь? – спросил Борроме.

– Немножко, – ответил Шико и бросил улыбающемуся Горанфло взгляд, поймав который тот прошептал имя Никола Давида.

Но Борроме не заметил этой улыбки, Борроме не услышал этого имени: безмятежно усмехаясь, он велел принести рапиры и фехтовальные маски.

Жак, весь горя нетерпеливой радостью под своим холодным и сумрачным обличием, завернул рясу до колен и, два раза топнув ногой, крепко уперся сандалиями в песок…

– Вот что, – сказал Шико, – я не монах, не солдат и потому довольно давно не обнажал шпаги… Прошу вас, брат Борроме, вы весь состоите из мускулов и сухожилий, дайте урок брату Жаку. Вы разрешаете, дорогой аббат?

– Я даже приказываю, – возгласил настоятель, радуясь, что может вставить свое слово.

Борроме снял с головы каску, Шико поспешил подставить обе руки, и каска в руках Шико дала своему бывшему владельцу возможность еще раз убедиться в том, что это именно она. Пока наш буржуа занимался этим обследованием, казначей затыкал полы рясы за пояс и готовился к поединку.

Все монахи, болея за честь своего имени, тесным кольцом окружили ученика и учителя.

Горанфло потянулся к уху приятеля.

– Эго так же забавно, как служить вечерню, правда? – шепнул он простодушно.

– С тобой согласится любой кавалерист, – ответил Шико с тем же простодушием.

Противники стали в позицию. Сухой и жилистый Борроме имел преимущество в росте. К тому же он обладал уверенностью и опытом.

Глаза Жака порою загорались огнем, который лихорадочным румянцем играл на его скулах.

Монашеская личина постепенно спадала с Борроме: с рапирой в руке, весь загоревшись таким увлекательным делом, как состязание в силе и ловкости, он преображался в воина. Каждый удар он сопровождал увещанием, советом, упреком, но зачастую сила, стремительность, пыл Жака торжествовали над качествами его учителя, и брат Борроме получал добрый удар прямо в грудь.

---

37 …не промахнется по ноблю с розой. – Нобль с розой – старинная монета.

38 …и сделал мулине… – Мулине – один из фехтовальных приемов.