Темный инстинкт

— Валяй.

— Мне кажется, то, что мы с тобой здесь видим и сопереживаем, — не что иное, как настоящая ОПЕРА, Вадя.

— Опера?

— Именно опера: пролог — увертюра, первое действие — занавес поднимается. Все действующие лица появляются на сцене. У каждого персонажа свой голос, своя музыкальная партия. И сольная ария имеется тоже у каждого. Затем солисты исполняют дуэты, трио, квартеты.

И мы во всем этом тоже участвуем, подпевая кое-как. Даже хор спел трагический — это я о происшествии с заложниками. Ударили лавры — Пустовалов разбился и… Антракт. Минутное затишье — и вот занавес снова подняли, началось второе действие. Одно только плохо: мы хотя и не сидим в партере, а суетимся вместе со всеми на сцене, абсолютно не слышим мелодий этой ОПЕРЫ. Это как телевизор с отключенным звуком: ведущая тема ее для нас пока недоступна.

— Серег, а что бывает в конце? Чем обычно кончаются оперы?

— Иногда гибелью героев.

— Всех?

— Главных. Кармен закалывают, Самсон обрушивает на себя своды храма, Каварадосси расстреливают, Аиду и Радамеса замуровывают заживо, Чио-Чио-Сан делает себе харакири.

— Хреново. — Кравченко смотрел на мокрый, шумящий от осеннего ветра сад. — Жаль, что мы пока еще не слышим этих мелодий. Музыкальный слух, да… Однако если называть весь этот хаос ОПЕРОЙ, то, знаешь ли, не все еще тут прокукарекали свои сольные арии. И самое — главное: мы до сих пор еще не видели дирижера оркестра.

— Значит, все впереди.

Внизу захлопали двери и послышались громкие голоса.

Стражи порядка отбывали. К счастью, никто из обитателей дома над озером на этот раз не составил им компании.

Глава 25

ЗАВЕЩАНИЕ, КОТОРОГО НЕ БЫЛО

— В тот самый миг мы с НЕЙ замерли: чувство было волшебным. Он поднял на руки Патрицию Брунс, театр затаил дыхание… Ну, ты помнишь, Лисенок, дуэт Альфреда и Виолетты в четвертом действии: «Край мы покинем, где так страдали…»

Кравченко и Мещерский тихонько приоткрыли дверь террасы: именно оттуда слышались голоса. Марина Ивановна и Алиса сидели не зажигая света. В сумерках их силуэты на фоне окна казались словно вырезанными из черной бумаги. Зверева обнимала девушку, прижимала ее к себе, как будто боялась расстаться хоть на минуту.

— Наверное, это была лучшая «Травиата», какую мы слушали вместе с МАЙЕЙ. Пласидо Доминго спел весь дуэт, держа свою Виолетту на руках. Я потом спросила, как ему удалось в таком положении петь так мягко, а он ответил: «Это что, в юности в Мехико я вытворял еще и не такое, когда готовился стать тореадором». Пласидо всегда любил прихвастнуть. А Майя обожала его, просто без слез слушать не могла, говорила, что он — мужчина ее мечты. — Зверева рассказывала все это без всякого выражения, на одной ноте, словно по книге читала. Кравченко и Мещерский осторожно присели на диван. — Пласидо очень страстный человек, — продолжала Зверева. — Он великий артист, игра у него в крови. Когда в Сан-Франциско мы пели с ним «Самсона и Далилу», он так входил в образ, что мне становилось тревожно. Майя говорила: «У вас все так реально, так серьезно, словно вы и вправду любовники…» — Голос Зверевой пресекся. — ОНА всегда садилась на пятый ряд, не в ложу, а в партер. Сбоку у прохода. И я знала: она там — хотя и в зал не смотрела. Я вообще не смотрю в зал — голова кружится…

— Ребят, выпить хотите? — хриплый голос из глубины комнаты. В кресле в углу — Зверев. На полу рядом с ним бутылка. — Налить?

— Спасибо, нет, — отказался Кравченко, — Марина Ивановна, можно с вами поговорить? Прямо сейчас?

— Отчего же? Можно, говорите, — за сестру ответил, Зверев, причем в голосе его слышались женские интонации: дубляжник словно бы передразнивал сестру, но так осторожно, что это было едва заметно. — Мы, наверное, как всегда, лишние? Ну, уже уходим, не волнуйтесь. Лисенок, айда.

Зверева отпустила падчерицу.

— Пойдемте. — Она с усилием встала сама и медленно направилась к двери.

— Ты куда? — еле слышно спросила Алиса. — На улице сыро, ты не должна…

Зверева наклонилась и взяла с дивана длинный шерстяной жакет.

Приятели следовали за ней молча. Спустились вниз, миновали темный сад. Зверева сама открыла калитку — та скрипнула в тишине. Они шли по бетонке к озеру.

— Марина Ивановна, в вашем доме — УБИЙЦА. — Кравченко объявил это так, словно это была бог весть какая тайна.

— Да, — она даже не оглянулась.

— Человек, убивший вашего мужа и вашу подругу, — кто-то из ваших самых близких.