Сон над бездной

«Это я уже слышал. И Гиз вот так же… – промелькнуло у Мещерского. – Почему они все хотели забрать Шагарина?»

– Мы начали ссориться, но убивать я ее не хотела, у меня и в мыслях не было, что та проклятая ограда еле держится… И это она первая подняла на меня руку, хотела ударить по лицу – меня, его законную жену, она, развратная жадная тварь, забывшая даже свою дочь ради чужой постели… Я не знаю, как это вышло. Мы стояли на краю площадки. Я оттолкнула ее от себя, просто оттолкнула, она оступилась. Потеряла равновесие. И этот проклятый забор не выдержал ее тяжести – она сорвалась вниз. Я хотела закричать, позвать на помощь, но… я не смогла, я испугалась. И бросилась прочь.

– Вы не сразу бросились прочь, Елена Андреевна, – тихо сказал Кравченко.

– Я подумала – быстро ее не найдут там, внизу, во рву. Этот ее глупый коврик валялся рядом, привлекая внимание. Я сбросила его вниз. Швырнула вниз и ее полотенце. Там, на площадке, меня никто не видел, кроме…

– Кроме кого?

– Его, моего мужа, – Елена Андреевна смотрела на Петра Петровича Шагарина – бесстрастного, как мумия. – Он стоял под деревом. Как он очутился в саду, не знаю, ведь я же оставила его в спальне, в кровати… Было очень тихо, на дереве сидела птица и пела… Черный дрозд… Это было так ужасно… Боже, как же это было ужасно! – она закрыла лицо руками.

Глава 37

НАПЕРЕГОНКИ

Отгремело, отзвучало… Аукнулось эхом в горах, прошумело дождем, ветром, пылью легло на проезжей дороге.

Вой сирен, скрип тормозов, форменные фуражки. Группа захвата, следователь, вопросы, ответы, листы протоколов. Тонированные (вместо традиционно зарешеченных) окна полицейско-милицейского «воронка».

Мать и сына Шагариных после всего с внушительным эскортом увезли в прокуратуру. Елена Андреевна не отпускала руку Ильи, как будто он был маленьким (как когда-то был) и она боялась его потерять.

И даже там мы пребудем вместе. Пока смерть не разлучит нас.

Amen…

– Будем считать, что имело место роковое совпадение, – спотыкаясь на каждом слове, подытожил Кравченко.

После спуска в подземный ход и общения со стражами закона, после того, как мать и сына Шагариных увезли, он не стал, как ожидал Мещерский, звонить своему работодателю Чугунову. Вообще отключил, вырубил мобильник и позволил себе… Да что уж там, оба они после всего позволили себе расслабиться по-крупному. Третья по счету бутылка коньяка из замковых погребов – чем не микстура от стресса? Бутылки и фужеры на серебряном подносе принес официант, подал вежливо, с достоинством – Мещерский заметил, что после всего произошедшего обслуга, обитатели Нижнего замка стали относиться к ним, точнее, к Кравченко, как-то по-особенному. Была ли это благодарность, признательность? И вообще, как прежде, в старые добрые времена, здесь, в Карпатах, чествовали рыцарей, выигравших схватку с чудовищем? С пугалом, пусть даже и ряженным в простыни вместо погребального савана.

– Будем считать, мы ошиблись, – повторил Кравченко, глядя сквозь коньяк на свет (они сидели на галерее, послеполуденный час – солнечный и тихий). – Я ошибся, Серега. Никакой связи между убийствами, как видишь, не было. Это просто совпадение, что и она, и он… Одним словом, чего на свете только не бывает, а, Серега?

– Вон Гиз. Может, узнаем его мнение? – ответил Мещерский. Коньяк он тоже пил, но вкуса его – выдержки, букета не различал. – А вообще нам пора. Из Мукачева до Киева ходит ночной поезд, а там сядем на самолет – и в Москву. Кате надо позвонить…

– В таком виде? – Кравченко поднял брови, залпом выпил коньяк. – Моя жена… Катя стро-о-о-гая. Скажет, что мы опять с тобой пьяные, скажет, что дураки. Ничему не поверит, что расскажем. Ни единому нашему правдивому словечку.

– Она-то поверит. Она ради тебя, Вадик, во что угодно поверит. А ты сам-то веришь? – Мещерский вздохнул.

– Придется, Серега, ничего не остается. Имело место быть совпадение – и никаких там… Два убийства, не связанных между собой. Мотив сходный – ревность, но исполнители и объекты, то есть жертвы, разные. И никакой связи. Ни малейшей – ни логической, ни тем более мистиче… Просто имело место…

– Вон Гиз, спросим его.

– Эй, уважаемый… пан Калиостро, – окликнул Гиза Кравченко. – Хотите коньяка?

– А не откажусь, спасибо. – Гиз подошел, сел в плетеное кресло, принял из рук Мещерского полный фужер.

«Вот так сидеть после всего с колдуном, – подумал Мещерский. – Потягивать коньячок. Это похоже на какую-то игру. Впрочем, сейчас все игры компьютерные. Сейчас он скажет: «Liliata…»