Сон над бездной

– Я заметил, что эту тему скоренько замяли, закинули крючок о свадьбе. Я и еще кое-что заметил, слышь, Серега? Эй…

Но Мещерский не слышал уже ничего. Кровать, подушка. Сонный морок. Карнавал. Чья-то свадьба. Опрокинутая тележка. Спуск в подвал. Саван. Зубы. Факелы погасли. Ряженые разбежались…

Он не слышал, как Кравченко поднялся с постели еще и в третий раз – почудилось, пригрезилось, что за дверью по коридору прошуршали чьи-то осторожные шаги. Или это просто нервы? Нервы ни к черту?

Мещерский спал, а Кравченко вышел в коридор. Уже не темно, но еще и не светло. Нивецкий замок угомонился. Шаги ему просто почудились. Кравченко прошел по галерее. Решил вернуться через гостиную. Ноги запутались в чем-то мягком, скомканном на ковре. Он нагнулся и поднял с пола… шторы. Всего час назад, когда в гостиной горел свет и бушевал скандал, шторы – дорогие, французские, шитые золотом – закрывали окно. А сейчас оно было голо. В него потоком лился тусклый утренний свет. Кравченко собрал шторы, положил их на диван. Что за шутки? Кому помешали шторы? Он подошел к окну, подергал. Закрыто. На подоконнике сорванный карниз. Может, сам упал под тяжестью? Но отчего карниз на подоконнике, а шторы посреди гостиной на ковре?

Из гостиной он прошел к апартаментам Шагариных. Все вроде тихо. Двери спальни Елены Андреевны закрыты. Двери спальни Шагарина тоже. Он осторожно потянул белую дверь на себя – возле самого порога на полу, как шторы в гостиной, валялся полосатый черно-желтый шагаринский халат. В глубине – разобранная постель. Она в этот утренний час – уже шестой, час, венчающий эту безумную бессонную ночь, – пуста.

Глава 24

БЕДА

А утро было сереньким, хмарным. Скучным, как и полагается после карнавала. Во дворе замка, где вчера бурлила толпа, отряд дворников в лимонно-желтых (в отличие от московских оранжевых) жилетах, дыша ядреным перегаром, шуршал метлами. Мусор трудолюбиво сгребали в кучи, набивали им черные пластиковые мешки, которые грузили на тележки и вывозили за ворота. И все это в ударном темпе, потому что с юга, занимая уже полнеба, на Нивецкий замок надвигалась туча.

– Дождик, дождик, перестань, я поеду в арестань. Все, сейчас хлынет, – грустно констатировал Кравченко. – А мы с напарником в город собирались.

– Конец жаре, – откликнулась Злата. Она сидела в шезлонге, укутавшись до подбородка в белую льняную пашмину. Дымила длинной сигаретой с ментолом. В столовой за завтраком, который только что продегустировали Кравченко с Мещерским, она отсутствовала. (Кроме приятелей, надо сказать, за столом вообще никого не было, все еще спали, наверстывая «безумную» ночь.) Злата стряхнула пепел в стоявшую рядом мраморную пепельницу, переменила позу, вытянула ноги. Кравченко заметил, что ее изящные открытые босоножки в грязи. «Где-то ее носило спозаранку, по каким таким оврагам?» – подумал он и тут же обо всем забыл. А потом вспомнил, когда это уже случилось.

Сергей Мещерский после завтрака без всякой цели блуждал по замку. Нет, цель-то имелась. Но в чем она заключалась, Мещерский не желал признаваться даже сам себе. Подошел к дверям кухни. Сейчас там кипели поварские страсти – обед в замке начинали готовить сразу после завтрака и при этом священнодействовали, рыча друг на друга, как львы. Честно сказать, влекла его к себе магнитом совсем другая дверь – вон та, в стене, что вчера так легко, так коварно открылась вроде бы сама собой. Сейчас днем открыть ее снова и зайти внутрь было проще простого. Днем, как давно заметил Мещерский, вообще большинство дел решается проще, а большинство вещей видится четче, реальнее. Можно было бы пойти (опять же при дневном свете) еще дальше – спуститься вниз по тому чрезвычайно подозрительному, выложенному старым кирпичом туннелю. Проверить, в конце-то концов, действительно это древний подземный ход или нет. Для этого в кармане у Мещерского был даже спрятан позаимствованный у шофера Анджея фонарь. Однако…

Рейда в земные глубины свершить в это утро так и не удалось по причине висящего на двери кодового японского замка из нержавеющей стали. Вчера вечером замка не было, а сегодня он уже висел, пресекая всякие поползновения проникнуть в тайну.

Разочарованный Мещерский заглянул на кухню – может, там ему что-то скажут путное насчет этого кирпичного туннеля. Но там были все страшно заняты – повара, судомойки, официанты. Единственный, кто оказался без дела, так это вчерашний Омельченко. Без крахмальной куртки он выглядел совсем как школьник – ковбойка, бейсболка, потертые джинсы. Он понуро стоял в коридоре. А возле него крутился Илья.