Душа-потемки

Если их выставить в ряд, то получится что-то вроде зеркальной дороги…

Однажды ему пришлось это сделать – выставить все зеркала в ряд. И они как-то глухо, недобро мерцали в свете карманного фонаря, словно противились такому насилию.

Хохлов поднялся на второй этаж.

Никого.

Постель… с нее сняли все, все белье, все эти витринные образцы и увезли на экспертизу.

Завтра постель застелют новыми образцами на продажу, и никто из покупателей ничего не заподозрит.

А персонал не проболтается.

Третий этаж – мужская одежда, обувь и отдел «тысячи мелочей» – нитки, иголки, все для шитья, все для хозяйства с аккуратными рядами стеллажей, стилизованный под супермаркет.

И тут никого.

Четвертый этаж.

Да, здесь они тоже побывали и все обшарили. Милиция… И внизу, в подвалах. Это их работа – искать.

Но весь четвертый этаж пустует – сдвинутые прилавки, ободранная обшивка, провисшая проводка. Тут когда-нибудь начнется ремонт. Хозяин… Шеин все обещает, грозится.

Ну а дальше вроде как нет смысла подниматься. На пятом – там лишь пыль и строительный мусор.

Хохлов ступил на лестницу.

И внезапно снова резко оглянулся.

Все огромное пространство четвертого этажа расстилалось перед ним. И свет ламп на потолке все тускнел, мерк, из ярко-желтого превращаясь в грязно-серый.

И хотелось дотянуться до выключателя, чтобы прибавить света, прибавить сюда этого чертова света или по крайней мере распахнуть, разбить окно и впустить вечерние сумерки и уличный шум в эту пыльную, старую, мертвую…

Хохлов поднял голову к потолку. Трещины на старой штукатурке смахивали на паутину.

Глава 19

РЕЗУЛЬТАТЫ ЭКСПЕРТИЗЫ

Ответ на вопрос Б Катя ждала терпеливо и долго. Рабочий день давно окончился, но она знала – полковник Гущин не покинет своего кабинета, пока данные судебно-медицинской экспертизы трупа Ксении Зайцевой не лягут к нему на стол так же, как и на стол полковника Елистратова в МУРе.

В восемь вечера она решила спуститься в розыск на разведку. И столкнулась с Гущиным в коридоре.

– Федор Матвеевич, вы домой?

– Я к патологоанатомам. Звонили… Хочу лично поприсутствовать, а то эти отчеты их потом читать замучаешься. Да и ждать, когда еще пришлют, сподобятся. Дело-то не наше по территориальности, Москва.

Катя опять лишь диву давалась: «старик» сильно нервничает! Таким полковника Гущина мало кто видел.

Ни слова более не говоря, она метнулась к себе в Пресс-центр, схватила сумку, и когда Гущин спустился во внутренний двор Главка, она уже караулила его возле служебной машины. И надо же, он не заворчал, как обычно: тебя только там не хватало! Молча открыл дверь и усадил Катю на заднее сиденье.

Вечерело, на город опускалась тяжелая сумеречная духота. Не следовало ждать ослабления жары в ближайшее время.

В морге при лаборатории криминалистики, когда они приехали туда… в общем, как ни парадоксально – жизнь и энергия кипела в этом мрачном учреждении. За стеклянной перегородкой в восьмой операционной проводили вскрытие. Патологоанатомы решили продлить свой рабочий день, а это случалось лишь в экстренных случаях.

Полковник Елистратов находился тут же, однако не внутри, рядом с судмедэкспертами, а снаружи, за стеклянной перегородкой. Со страдальческим видом он нюхал ватку. Сильно пахло нашатырем.

– Тоже не усидел на месте? – буркнул он, завидев Гущина.

– Усидишь тут, как же. Дыши ртом, легче станет, Леш.

– Не могу я на это смотреть, ты сам знаешь, – Елистратов сморщился. – Вот казнь моя… А приходится почти каждую неделю, с души прямо воротит.

– Архив подняли?

– Уже звонил, справлялся. Так нет у нас ничего в архиве.

Катя прислушивалась очень внимательно: и опять это походило на код, на некий шифр – этот короткий обмен репликами.

– Как так нет? – спросил Гущин. – Должно быть обязательно. Я тебе год и число даже точно назову.

– Думаешь, я не помню дату? – Елистратов опять приложил ватку с нашатырем к носу. – В нашем архиве не числится.

– Изъято?

– Никогда не поступало.

– Значит, тогда сразу забрали на Лубянку. Звони туда. Хочешь, я сам позвоню Ануфриеву. Он теперь зам нач. департамента, в любом случае поможет что-то узнать.

– Они там и так все параноики, от собственной тени шарахаются, – хмыкнул Елистратов. – А ты хочешь, чтобы мы с этим к ним сунулись?

– Да тому делу тридцать лет!

– Вот они тебе это самое и скажут. И что мы им, Федя, с тобой ответим? Нам показалось… нам померещилось?