Как во сне он шагнул к окну, и она протянула руку и дотронулась до его щеки. Потрепала. Так и мать вот иногда… и Василиса… Этот жест – их общий жест, нежный, небрежный, дерзкий, он их всех объединяет в одно.
– Нравлюсь, да?
Он кивнул. И положил на подоконник тюбик алой губной французской помады, которую стащил с туалетного стола в материнской спальне. Такую помаду продавали в универмаге из-под прилавка, стоила она пять рублей, а отдавали по пятнадцать-двадцать.
– Зашибись, что за прелесть! Это мне? Спасибо. А ты ничего, добрый пацан.
Ее пухлые пальцы запутались в его волосах. А потом она отстранилась, оттянула глубокий вырез и извлекла наружу свои белые тугие…
Буфера, бимсы, шары…
Свои огромные молочные жемчужины с коричневыми сосками.
Мать тоже порой не стеснялась его, переодевалась в спальне, снимала бюстгальтер.
Зашибись, зашибись, зашибись, что за прелесть!
Когда нож вошел прямо в ее левую грудь…
Как же она кричала, как же она кричала, никто не услышал…
А он…
Он приходил к ней под окно еще несколько раз. К себе она его никогда не пускала – соседи!
Он клал свою плату на подоконник, и она быстро и ловко раздевалась, но только сверху, до половины.
Но однажды, и это случилось уже в самом конце, он украл у матери косметический набор. Итальянский косметический набор «Пупа», где и тени, и блеск, и румяна, и опять же помада двух или даже трех цветов. Такие наборы в продажу не поступали, их тогда забирали прямо с базы и пристраивали, рассовывали по своим, по нужным, очень нужным людям.
Мороженщица Валентина в то лето, в то последнее лето его детства, была как раз такой вот нужной, необходимой, желанной.
Она забрала красный футляр косметического набора, схватила его жадно, открыла, и глаза ее вспыхнули, как у кошки.
– Спасибо, пацан, – сказала она. – Тебе хорошо видно? Только быстро, ладно?
И она, подойдя к самому подоконнику, задрала подол комбинации. А под ней не оказалось трусов. И он, Кешка Краузе, испытал шок и блаженство, трепет и стыд.
И стыд…
Она повернулась медленно боком, а потом задом, показывая ему себя всю. И он ощутил вкус слюны и аромат того вафельного мороженого, которым она торговала.
Торговала как шлюха…
– Она шлюха… Сладкая, слюнявая шлюха…
Кто-то наклонился тогда к нему, двенадцатилетнему, из темноты летней ночи и шепнул это на ухо. Кто-то невидимый, опытный, мудрый, как змей-искуситель.
Мороженщица стояла спиной к окну, бесстыдно выпячивая свой круглый зад. А он, двенадцатилетний Кешка Краузе, оглянулся и…
Он оглянулся и сейчас.
Позади него стояла жена Василиса.
– Я решила переодеться по-дачному, – объявила она. – А то твоя дражайшая мать так на меня смотрит, когда я в мини, словно спроваживает меня на панель как шлюху.
Глава 27
СЕАНС
Покинув кабинет полковника Гущина, Катя столкнулась в коридоре розыска с целой процессией – оперативники транспортного отдела, и вид у всех разочарованный и раздраженный.
– В общем, этого следовало ожидать. Все это ерунда, все эти ваши сеансы ясновидения.
– Парень старался, хотел нам помочь. Ну не вышло, это ж такое дело, никто сказать наверняка не может. Но проверить мы проверили.
– И ни черта там не оказалось. Только мотались в такую даль зря! Бензин жгли.
Катя поздоровалась. Сыщики вошли в приемную Гущина. А она направилась в транспортный отдел. Дверь одного из кабинетов открыта. Феликс Комаровский стоял у окна.
– Привет, – сказала Катя, – как дела?
– Здравствуйте, – печальное лицо его просветлело. – Вы? Что-то неважные дела, я, кажется, всех подвел.
– Да, что-то коллеги мои сердитые. А вы, Феликс, а ты… я смотрю, ты у нас тут прямо как помощник на общественных началах, дружинник. – Катя села напротив. – И о какой машине на этот раз речь шла?
– О «Бентли». Это который в Красногорске женщину с ребенком сбил и не остановился, он в розыск объявлен. Ваши мне позвонили вчера вечером и попросили подъ-ехать, посмотреть. И я… я честно попробовал, правда. И мне показалось, что я вижу… Но это не в Красногорске, это далеко. Ваши поехали проверять. А сегодня утром, когда я пришел сюда… В общем, оказывается, они мне поверили и работали там всю ночь, все проверяли, все места. И ничего. Машины там нет.
– Бывает, Феликс, – сказала Катя. – Ты за них не переживай, у них… у нас работа такая. Ищут, ищут, ищут, проверяют, и бах – облом. И все сначала надо начинать.