Зеркало для невидимки

— А что в цирке вообще говорят о смерти Петровой? — задал он свой излюбленный вопрос.

— Да ничего. — Погребижская хмурилась. — Все в шоке, и никто толком ничего не понимает. А некоторые.., наверное, думают, как вы, что это я ее со злости шарахнула по башке. У вас ведь и такие «свидетельские показания», наверное, имеются?

— А что говорят о смерти Севастьянова? — Никита давал понять, что вопросы тут задает только он.

Она посмотрела в окно вагончика.

— Многие Вальку подозревают. Вы, наверное, в курсе.

— А вы лично, Елена Борисовны, что думаете?

— Я не могу и не хочу никого подозревать.

— В тот вечер вы виделись с Аркадием?

— Нет. Днем я его, правда, мельком видела. Они с мужем куда-то ездили по делам. Вернулись, я забрала машину и поехала… Мне нужно было в поликлинику.

— Машину Севастьянова забрали?

— Свою. У нас «жигуль», хлам.

— Поехали к врачу?

— С мениском что-то. — Она погладила загорелую коленку. — Самое это наше уязвимое место. Записалась к платному хирургу.

— И когда же вы вернулись?

— Кажется, около семи вечера. Я на Рогожский рынок еще заехала.

— Муж ваш дома был?

— Да. Мы с ним оба весь вечер провели дома.

Сколько раз Никита слыхал эту сакраментальную фразу, когда в число подозреваемых попадали муж и жена!

— Хорошо. Следующий вопрос: фамилия Консультантов вам знакома?

— Макс? Он владелец нашего цирка, нынешний владелец. Говорят, только благодаря ему мы вообще еще дышим. — Погребижская смотрела в окно. — Сейчас, конечно, спросите, встречалась ли я с ним?

Только в компании и однажды. Он был знакомым Аркаши.

— Скажите, а в последние дни у вас не было ощущения, что Севастьянов чего-то опасается, боится?

Он ведь даже пистолет себе приобрел и возил всегда в машине?

— Пистолет? — Погребижская удивленно приподняла брови. — Никогда не видела у него подобной игрушки. И вообще, представить Аркашу, вооруженным до зубов… Он тряпичник был страшный. Как заведется по магазинам… Пока все не перемеряет, его не вытащить оттуда. И парфюмерии у него на квартире целый склад был самой шикарной. И к обуви он был неравнодушен. Тачку всегда какую-то особенную мечтал иметь. Но чтобы его интересовало оружие… Нет, это на него совершенно не похоже.

— А вы знали, что он сидел?

— Сначала — нет, потом — да. Он сам проговорился, да и не мне одной. — Она вздохнула. — Он по этому поводу не комплексовал совершенно, даже наоборот. А кто сейчас не сидел-то, простите?

— Как ваш муж относился, что вы и Севастьянов…

— Ну, дорогой мой, сейчас вы наверняка про себя версию обмозговываете: она с ним спала, а ревнивый муж его грохнул. — Погребижская печально усмехнулась. — Дайте-ка мне еще сигаретку, Пуаро. Спасибо. — Прикурив, она выдохнула дым. — Нет, я вас разочарую. Запомните: Баграт не способен и мухи убить. Даже из любви.., точнее, ревности… А потом, я же говорю вам: в ту ночь, когда убили Севастьянова, мы были дома. На чем-то поклясться или на слово поверите? И вот что еще. — Она нахмурила брови. — Наверное, придется кое-что разжевать, чтоб понятно стало. Вы вот все повторяете свои вопросы, тщательно избегая словечка «измена», которое, впрочем, подразумевается под всеми этими недомолвками. Я и Ар кашка, я и муж… Измена… Да вы тут с недельку у нас покантуйтесь, поживите в этом нашем террариуме. Знаете, как живут в творческом коллективе? Кто наверху, тот и пан. А будешь норов показывать, гордую из себя строить — быстренько вылетишь и номер отберут. Талантами-то все битком набито. А программа не резиновая. Вот и приходится, как говорится, ногтями и зубами дорогу себе в жизни прокладывать.

Вы думаете, Аркаша этого не понимал? Я ведь не гимнастка, не акробатка. Я танцовщица. А простыми танцами в цирке кого удивишь? А Багратик… Лет этак десять назад он бы, конечно, стальным щитом мне был, опорой. А сейчас он уже в возрасте, творческая карьера его на излете. Номер с экзотами устарел. Сейчас вон с крокодилами да удавами фотографируются даже. А то, что он сам делает…

— Мне сказали, он какой-то «индийский факир».

Что это такое? — с любопытством спросил Никита.

— Ну, это такое состояние души и тела. — Погребижская улыбнулась. — Он мне рассказывал: давно, когда еще в армии срочную служил, — в увольнительной денег нет, а курить охота. Спорил на пачку «Стюардессы», что выпьет канистру бензина. И выпивал.

И выигрывал. А потом еще закуривал.