Приди, сладкая смерть

Сейчас Бреннер размышлял о чем угодно, только не о том, как ему решить проблему с прослушиванием связи Союза спасения. Ты слушай внимательно, иначе не поймешь, каким образом Бреннер всегда ловил преступников именно с помощью своей рассредоточенности.

Итак, в половине пятого Бреннер все еще не потратил ни одной мысли на радио Союза спасения. Вместо этого он, наряду с тысячей других вещей, думал о фотографиях Папы в бюро у Молодого. Про то, как у Папы на губах было столько пыли. И как однажды Ханзи Мунц рассказал ему одну из этих своих вечных шуточек: про то, как Папа стал кандидатом на выступление в передаче «Спорим, что…», поскольку может определить на вкус любую взлетно-посадочную полосу любого аэропорта мира. Эта шутка напомнила Бреннеру про то, как они в полиции однажды арестовали вуайера. Он был из Вены, но взяли они его, когда он бежал в Тироль, уже у самой итальянской границы. Он тогда хотел смыться, потому что полиция Вены нашла его подслушивающую аппаратуру. И ведь никто не поверит, он жил в большом многоэтажном доме, где было больше сотни квартир, и каждую квартиру он прослушивал. Они тогда еще в криминальной полиции всё говорили, что этот Освальд мог бы выступить в «Спорим, что…» и узнать любую женщину из своего дома только по тому, как она стонет.

Освальд. Вот это я и имел в виду. Ведь вынесла же память Бреннера это имя на поверхность через двенадцать лет.

— Мне нужно быстренько заглянуть на почту, — сказал Бреннер своему водителю за три минуты до половины пятого.

— Тебе что, заплатить за что-то нужно?

Ну и тип этот Черни, невероятно просто. Одни деньги в башке. Но скверное настроение Бреннера теперь полностью улетучилось. Оно ему больше было не нужно — я тебе до того про аварийный ток рассказывал, вот он уже сработал. Вот и все: проблема решена, прощай скверное настроение, это и был в чистом виде механизм Бреннера.

Черни ждал в машине, и вот Бреннер выходит через пару минут из Главпочтамта и говорит своему водителю, чтобы тот возвращался домой.

— Возвращаться? Нам еще целых три ездки предстоит, прежде чем мы вернуться сможем. Да и то если повезет.

— Семьсот семидесятый, возвращайтесь! — раздалось в то же мгновение по рации, и Черни выглядел полным идиотом. Он ведь не мог знать, что Молодой дал Бреннеру это особое задание. И тем более откуда ему было знать, что Бреннер позвонил толстому Буттингеру прямо в центральную диспетчерскую.

Ты скажешь, он мог бы просто передать по рации прямо из машины. Но ведь тогда все бы это услышали, вот о чем ты не подумал. Включая Союз спасения. Видишь, вот такие мелочи и отличают детектива. Он идет себе в вонючую телефонную будку, а наш брат, может, и погнушался бы, строя из себя важную персону, передал бы все толстяку Буттингеру по рации.

Когда Бреннер очутился в своей квартире, он еще битый час говорил по телефону и в половине девятого уже сидел в кафе «Аугартен». А без четверти девять туда же пришел господин Освальд.

В таком элегантном костюме Бреннер его сначала даже и не узнал. Потому как за двенадцать лет господин Освальд стал лет на тридцать старше.

Дело было главным образом в седых волосах. Только присмотревшись внимательнее, можно было понять, что он совсем не такой уж старый.

А здороваясь с Освальдом за руку, Бреннер с близкого расстояния разглядел, что тот выглядит не невероятно старым, а невероятно жалким.

Ведь если в наше время у тебя такое хобби — подглядывать, то чаще всего ты оказываешься более уязвимой и тонко чувствующей стороной.

Поэтому Бреннер ничуть не удивился, что господин Освальд прочитал его мысли.

— Я старый человек, — это первое, что сказал Освальд.

— Сколько вам лет?

— Пятьдесят один.

— В наше время это не возраст, — благодушно сказал Бреннер, как будто его самого отделяли от полтинника еще целые десятилетия.

— У меня с этим никаких проблем, — с тонким пониманием улыбнулся господин Освальд. — Вот в молодые годы у меня были проблемы. И вы знаете, какие.

— Я бы сейчас тоже не хотел стать молодым, — заверил Бреннер.

Господин Освальд заказал себе минеральную воду. В замызганном пригородном кафе этот элегантный господин смотрелся так же неуместно, как проглоченная фотография в содержимом кишечника.

— В моей жизни, слава богу, давно уже наступил покой. Я уже девять лет как женат. А юношеское заблуждение, благодаря которому вы со мной познакомились, похоронено в прошлом еще раньше.